— Ты же сказал, что нет!
— Соврал, — он безмятежно повёл плечом. — Они списаны с девушки.
— Так я и знала, — Зайка рассекла кулаком воздух. — И почему твоя подружка ни разу тебя не навестила до сих пор?
— Я не сказал, что у меня есть подружка, — Иэн подошел к столу и уложил на него справочник. — Живи теперь с этим.
Она закатила глаза и отвернулась.
— Говнюк, — прошелестел нарочито громкий шепот, Зайка потянула на себя со стеллажа какой-то жестяной ящик, он выпал из хрупких рук и перевернулся.
Крышка отлетела, содержимое листопадом начало кружиться по комнате.
То самое содержимое.
Сотня листов и листиков — альбомных, тетрадных, блокнотных. Целых, рваных, с пожеванными краями. С какими-то таблицами и печатным текстом на обратных сторонах, свидетельствующими о том, что их взяли без спроса и испортили… Иэн выпучил глаза, так и зависнув рядом со столом. Джемма замерла перевернутым ящиком в руке. И оба взгляда прилипли к образовавшейся на полу куче.
За пять минут до того казалось, что признание Джеммы в фиктивности брака было самым потрясным событием недели. Та новость встряхнула мир и поставила многое на свои места. Однако в один момент была задвинула в далёкий-далёкий отдел памяти. И на смену ей пришла другая.
Престон, мать его, Ройс хранил все испорченные бумажки.
Шрам на руке тихо, тонко заныл. Фантомные боли. Ткани давно затянулись, но мозг в очередной раз послал в них импульс. Чтобы напомнить. Ошарашенно глядя вниз, Иэн потёр белую, малозаметную полосу, отлепился от стола и на ватных ногах начал опускаться на ковёр. Маяки, попытки рисовать портреты, пристань, мыс Сент-Бис, угольная яма — всё запестрело перед глазами, ударило в голову, осело в горле шершавым камнем. Этого просто не может быть. Взгляд вырвал из общей массы обрывок обоев. С нацарапанным на нём кривым котом.
Иэн упустил момент, когда оказался на коленях и потянулся за котом. Боковое зрение уловило движение напротив: Джемма медленно опустилась на ковёр по ту сторону кучи, молча отставила ящик и провела раскрытой ладонью по листам. Он всё-таки дотянулся до кота, расправил обойный обрывок на ладони и всмотрелся в выцветшие грифельные царапины.
То есть, всю жизнь его затаптывали, чтобы потом сохранить все или почти все порывы к творчеству? Вот, значит, как? Отец не хотел нанять учителя, направить энергию в мирное русло, чтобы она не приносила разрушения. Вместо этого он добился того, что Иэн сбежал из дома, а оказалось, что его неумелые работы хранились в жестяном ящике на стеллаже кабинета.
Как это уместить в сознании и не задохнуться?
Иэн глубоко и шумно втянул воздух носом.
Джемма тем временем замолчала, отложила рисунок и взяла новый.
«Прес показывал альбомы». Он показывал своей новой подруге семью, которую упустил. Наверное, рассказывал что-то. Может быть, хвастался. И ни разу за всю жизнь не сказал ничего хорошего самому Иэну в лицо. В груди поднялся ветер и раздул давно потухшие угли, идиотская детская обида захлестнула всё внутри. Он рванул руки вверх, сильно прочесал волосы и сжал их на затылке, грубо натянув кожу. Подействовало отрезвляюще.
— Он ни разу не сказал мне ни слова поддержки, — руки упали, и пальцы мгновенно нашли шрам.
Джемма взмахнула ресницами и, наконец, посмотрела на него.
— Возможно, он просто не умел.
— Ну конечно. Ты его защищаешь, — Иэн невесело хохотнул и прикусил губу.
«Он просто не умел хвалить», «никто не виноват», «такова судьба», и прочие тупые оправдания жесткого отношения родителя к ребенку…
— …Я не защищаю, Иэн, — вмешался в мысли решительный голос. — Я вижу ситуацию под другим углом.
— Естественно, — он отвернулся к окну и серому небу за ним.
Разочарование начало растекаться в душе чернильной лужей.
— Не надо на меня дуться, — строго припечатала Джемма. — Прес не был приятным и милым человеком. Я адекватная и вполне могу представить, какой душный отец из него вышел.
Отповедь оборвалась, Зайка замолчала и плотно сжала губы. Даже как-то агрессивно. Обиделась? Но что еще нужно думать в такой ситуации? Иэн подался назад и оперся спиной о стеллаж. Согнул колени и свесил руки. Джемма снова опустила голову, принялась молча собирать рисунок за рисунком и складывать в стопку.
Добродушная, слаженная атмосфера в кабинете накрылась тем самым жестяным ящиком, который сейчас валялся рядом. Как гробом. Рисунок ложился на рисунок, и еще один, и еще. Стопка начала быстро расти под ловкими руками. И что со всем этим делать? Бесконечные каракули мелькали перед глазами чёрно-белым веером. Лучше всего сжечь их в камине: хорошо будет гореть, долго, тепло. И больше никогда не надавит ни на какие болевые точки…
— Он был жестким, тяжелым и резким, — вдруг заговорила Зайка, не отрываясь от занятия. Иэн оторвал взгляд от монотонного движения рук: она на него не смотрела, всё так же опустив голову. — Я всё это знаю, потому что жила с ним четыре года и вела бизнес. И я понимаю, что он не слышал тебя, старался прогнуть и добился того, чего добился. К такому выводу несложно прийти, если знать Престона и быть хоть немного в курсе ваших отношений. Но…
Руки с листами замерли, под ними успела собраться внушительная стопка.
Конечно, всегда есть какое-то «но». Чего и следовало ожидать. Иэн подавил вздох. Хотел снова отвернуться, но не успел: Зайка облизнула губу и отодвинула от себя стопку.
— Просто на секунду представь себя на его месте, — в него, наконец-то, врезался прямой, острый взгляд. — Представь, вот тебе тридцать, у тебя семья, отель, жена ждёт ребенка, и всё у вас здорово! А потом вдруг преэклампсия, жена умирает, младенца спасают, и он остается у тебя на руках.
Её слова как-то странно зазвенели в ушах. Иэн подавил желание поморщиться. Её хрупкие руки окончательно оставили листы.
— Ты вообще когда-нибудь видел младенцев вживую? — Джемма беспомощно развела их в стороны и тут же уронила на пол. — Держал? Знаешь, что с ними делать? Знаешь, как справиться с навалившимся горем? Я не спорю, мы живём в прекрасное время, просто замечательное! — её голос импульсивно повысился. — У нас есть интернет и вай-фай, психотерапевты в шаговой доступности, статьи, коучинги… Мы такие продвинутые! Знаем всё про детские травмы и личные границы! — она запнулась, плечи в объемной толстовке устало опустились. — А Престон о них понятия не имел. Он справлялся, как умел. И при этом сделал все ошибки, которые смог.
Последняя фраза прозвучала надломленно и тихо. Джемма сдулась. Но взгляд не отвела: упрямо смотрела в его глаза, не желая отпускать. Пауза зависла над ковром и бумагой. Иэн затих и почти перестал дышать.
— Да, ты пострадал, — снова зазвучал тихий голос. — Я не знаю, как это: бить своего ребенка по рукам деревянными прутьями. Но просто… Просто попробуй с высоты своего возраста представить, как схлопнулась его вселенная, когда ему отдали тебя, а инструкцию не приложили.
