— Видел Рокси на лестнице, — заговорил он. — Она опять спрашивала, когда ты вернёшься…
Боже. Рокси. К горлу поднялась волна отвращения. Иэн невесело хмыкнул.
— И я так понимаю, для неё ты уже не вернёшься, — закончил Мэтт.
Молодец.
— Не вернусь, — Иэн открыл глаза и уставился на портрет в блокноте.
— А в Камбрию?
Он еще может поехать назад. Может поселиться в прежней комнате, работать в кабинете, дружить с Апельсинкой и всячески мелькать перед глазами её матери. Возможно, если долго находиться рядом и насильно подставлять плечо, она привыкнет. Будет обращаться за помощью, подходить ближе и ближе и постепенно влюбится. Ведь бывает же такое? Некоторые люди годами не выходят из фрэндзоны, но не перестают пытаться. Может быть, есть выход и из отношений под названием «никаких обязательств».
Но в этом есть одно «но».
— Я там не нужен, Мэтти, — Иэн с размаху захлопнул блокнот. — Меня не ждут.
Глава 39
Рассвет наступал медленно, постепенно. Сначала луна переплыла по небу на другую сторону дома, потом само небо понемногу начало светлеть. И вот уже оно не чернильно-синее, а серо-голубое, как крыло голубя. Огонь в камине погас несколько часов назад. В четыре пятьдесят перестал светиться последний уголёк. Джемма засекала. Она не спала. Ни тогда, ни в три, ни в два, ни в час. Вообще не спала этой ночью. В предыдущие получалось уснуть хотя бы под утро, а сегодня как-то не сложилось.
Она тяжело повернулась на другой бок — окно скрылось из поля зрения. Перед уставшими глазами предстал комод. Еще один предмет, который уже был изучен вплоть до тонкой трещины на стыке двух верхних ящиков. Стоило приставить к нему какую-нибудь странную картину, чтобы тратить время хотя бы с пользой для общего развития. Джемма глубоко вздохнула. Натянула одеяло до самых ушей и завернулась в него плотнее.
Пора лечить нервы, однозначно. Пропить курс витаминов, лёгких успокоительных, ещё чего-нибудь такого, чтобы перестать походить на оживший труп и начать спать. Она ужасно устала не спать. Две недели почти без сна — отдельная форма пытки. Кажется, только сейчас события этой зимы окончательно догнали и прихлопнули психику. С ней уже было такое однажды. Один в один. Дерьмовое состояние. Врагу не пожелаешь.
Когда в жизни ничего не происходит, дни сменяют друг друга незаметно, а рутина тянет на дно колодца. Депрессия наступает примерно так же.
Джемма не стала сдерживать еще один глубокий вздох. Подтянув под себя колени, зажала между ними одеяло, уткнулась носом в подушку. Сегодня хотя бы выходной. Не нужно вскакивать из постели, бежать готовить завтрак, будить Мию, ехать в школу и вообще делать вид, что всё нормально. Вот сама Мия не пытается делать вид. Ей можно, она ребенок и проявляет все оттенки настроения так, как захочется.
Взрослым так нельзя.
Вчера Джемма даже не открыла бар. Не смогла себя заставить. Повесила объявление на дверь, закрылась изнутри и выключила свет. Это было ребячеством: люди приезжали, машины останавливались на парковке, мужчины стучались в дверь, читали объявление, матерились и уезжали. На их место приезжали другие, так же матерились и уносились прочь. Она наблюдала за ними, стоя за занавеской на первом этаже. Так и не нашла в себе силы отодвинуть засов и щелкнуть замком.
Этот дом, одиночество, необходимость нести всё на себе стали плитой из гранита, прочно придавившей к земле. На заказы продуктов и ведение другой дневной рутины силы еще находились, но, когда впереди замаячил очередной вечер с пьяными бреднями, организм сдал. Нельзя было так поступать. Бар только-только ожил. Рациональная часть мозга это понимала. Но другая, иррациональная, мечтала взять кувалду и разнести дом на кирпичи. Этот огромный, пустой, холодный и молчаливый памятник отношениям, которых не было.
Интересно, Иэн уже занялся продажей своей части?
И не будет ли верхом глупости присоединить к его половине свою?
Джемма горько хохотнула в подушку. Можно представить, сколько саркастичных замечаний сгенерирует его мозг в ту же секунду. Иэн Ройс от души умеет злорадствовать. И Джемма навсегда потеряла его расположение, когда отказала глупой прихоти. И это рациональная часть мозга тоже понимала. В то время как та, другая, до сих пор рвалась расстелиться перед Ройсом мягким ковриком и позволить делать всё, что угодно.
Прошло две недели, а чувство потери не утихло. Желание прилипнуть к его спине и обвиться ногами и руками делало больно на физическом уровне. До сих пор.
В коридоре послышалось тихое шарканье: так ходят привидения и сонные дети. Привидений в доме нет, это проверено временем. Джемма повернулась на подушке и уставилась на приоткрытую дверь. Шарканье стало чуть громче, приблизилось, и дверь неслышно поехала открылась. Обнимая маленького игрушечного медведя, в комнату вплыл розовый байковый единорог. Слишком яркий для этого пасмурного утра.
Дурацкая была идея купить этот комбинезон.
И почему Мия не спит? Джемма молча проследила, как дочка, нахмурившись и надув губы, приблизилась к кровати, обошла её и тяжело плюхнулась на матрас. По постели прошла едва заметная волна.
— Мне приснился плохой сон, — раздалось недовольное единорожье бурчание.
Ну всё понятно. Джемма вяло обернулась.
— Какой?
— Не помню, — Мия откинула край одеяла, забросила ноги на кровать и стала неловко устраиваться на второй подушке. — Я полежу с тобой, хорошо?
Неожиданно. Две недели дочь разговаривала сквозь зубы и только, когда ей было нужно. Будто это Джемма виновата в том, что новый взрослый друг уехал. Конечно, ребенку же нужно кого-то обвинять, и мать — самый безопасный вариант. Джемма медленно повернулась на своём месте, подложила руку под голову и уставилась в затылок, запакованный в ярко-розовый капюшон с ватным рогом на макушке.
— Ты же вроде бы не хочешь со мной дружить.
— А дружить я и не буду, — Мия даже не попыталась обернуться. — Я просто хочу полежать.
Всё предельно логично, да.
— Ну ясно, — Джемма вяло хмыкнула и закрыла глаза.
Надо бы хоть немного поспать, иначе днём придется отвезти Мию к бабушке, а самой остаться в одиночестве и рухнуть в кровать еще на несколько часов. И записаться уже к какому-нибудь специалисту. Так продолжаться не должно. Еще немного, и можно будет попрощаться с адекватностью.
Сознание начало проваливаться в густой туман. Впервые за много-много часов. Наконец-то. Где-то на краю мелькнула мысль: «Только бы не спугнуть», Джемма уютнее завернулась в одеяло и…
— Мам, — тихий голос разогнал облака.
Дети — это счастье. Джемма поморщилась.
— М?
— Давай позвоним сегодня Иэну?
О боже. В солнечном сплетении шевельнулся сжатый ком нервов. Она ведь пришла полежать, а не дружить. Что случилось? Джемма промолчала, не открывая глаз. Прошло две недели, а Мия не перестает пытаться. Это одновременно и раздражает, и разрывает сердце. Она уже просила позвонить ему, или написать, или послать забавное селфи. Каждый раз смотрела огромными глазами, а, натыкаясь на отказ, потухала и уходила в себя.
