— Исключено, — отрезаю я и иду к выходу.
— Почему?!
— Потому что у вас не хватит ресурсов, чтобы ее защитить. Потому что я должен ее видеть. Потому что мы понятия не имеем, что нужно анониму с блогом. Может, это обостренное чувство справедливости, может, он просто хочет денег и сам ждет, когда я его найду. Но если это враг Рогачева? Знаешь, сколькие могут мечтать отомстить дипломату через его дочь?
— Он же мертв! Кто мстит мертвому?!
Кажется, я, например.
Мучить дочь мертвой любимой женщины — чем не пример?
— Многие, Лиана, очень многие. Ты готова взять на себя ответственность за жизнь Авроры? И, если с ней что-то случиться, признать, что это ты виновата? Ты не защитила, ты не спасла, ты недооценила угрозу.
Она молчит, закусывая губу, смотрит со страхом. Явно недооценивая угрозу, Тихомирова представляла, как они с подружкой будут бродить по пражским улочками и наслаждаться жизнью. А я всегда представляю самый худший вариант из возможных.
— А я готов. Поэтому Аврора останется со мной.
Еще бы я сам в это верил.
В то, что держу бывшую жену рядом с собой, потому что хочу ее защитить…
… а не потому что просто хочу.
Тихомирова не врала, говоря, что заходила к Авроре, потому что дверь открыта. Бывшая бы непременно заперлась, а вот Лиана не приучена к мерам безопасности. Вряд ли она жила в одном доме с маньяком. Но Аврора спит и не знает, что осталась беззащитна, в то время как маньяк уже в ее спальне, ждет удобного момента, чтобы взять ее телефон и улечься рядом. Благо места полно, кровать огромная, а девушка на ней крохотная и свернувшаяся, как котенок.
Одна беда: мобильник разблокируется по отпечатку пальца, и мне приходится улучить момент, чтобы прижать палец жены к датчику. Конечно, она просыпается, отшатывается и смотрит на меня сонно, не до конца понимая, что происходит и где мы.
— Что ты делаешь? — наконец спрашивает она.
— Копаюсь в твоем телефоне. Спи.
— Зачем?
Она делает вялую сонную попытку отобрать, но я уворачиваюсь и продолжаю листать мессенджеры.
— Хочу проверить твоих подружек.
— Дались тебе мои подруги! Они не способны на подлость!
— Это те, что сначала развлеклись за твой счет, а потом бросили тебя пьяную в клубе мне на съедение?
— Ну…
Она устало кладет голову на подушку. Я стараюсь не замечать черную шелковую пижамку, но она так соблазнительно обрисовывает контуры тела, что не смотреть просто невозможно. Это куда эротичнее всех кружевных комплектов с разрезами на стратегических местах. Но Аврора этого не понимает.
Интересно, сегодня она впервые в жизни кончила?
Мне показалось, что да. И это, мать ее, льстит. Хотя я и жалею, что сорвался, я никогда не забуду удовольствие от выгибающейся в руках чувственной девочки. Никогда не думал, что такие вещи будут меня заводить.
Пока я листаю чат в попытках накопать как можно больше информации, вибрирует мой собственный мобильник. Кто-то прислал сообщение в телеграме. Интересно, кто? Может, охрана? Но в сообщении с короткой подписью видео.
Смотри, как легко я могу вписать твое имя в историю… или вычеркнуть из нее
На видео — запись экрана с блогом. Оно сделано автором, это совершенно точно, потому что запись в режиме редактирования. Курсор мигает в ожидании хозяина блога на конце последней фразы.
Если Виктор Островский еще хоть раз ко мне прикоснется, я лучше сяду, чем позволю ему.
Курсор исчезает, а «Виктор Островский» выделяется — и исчезает. Вместо двух слов некто с негромкими щелчками — озвучкой стука клавиш — набирает «мой муж».
Если мой муж еще хоть раз ко мне прикоснется, я лучше сяду, чем позволю ему.
А затем картинка меняется, редактор записи превращается в ветки комментариев, и они начинают исчезать.
«Виктор Островский? Погуглил, нашел парочку, который?» — delete
«Островский олигарх? Понятно, почему пять лет молча сосала» — delete
«О, а вот и имя героя» — delete
Delete, delete, delete, delete, delete.
Я поддаюсь внезапной догадке, открываю запись блога и, убедившись, что она и впрямь изменена, иду в комменты. К счастью, их можно оставлять без регистрации, хотя технические возможности нашего анонима наверняка позволяют меня засечь. Я быстро набираю «Виктор Островский», нажимаю «отправить комментарий», и… ничего.
Так и есть, мое имя в фильтре, удаляется автоматически.
Вполне прозрачный намек.
Я так зол, что хочется что-нибудь расхреначить. Только вот проснется Аврора, напугается. Да и хорошо, что мразь написала мне. Значит, всего лишь хочет денег и имеет некоторый компромат. А раз хочет денег, то вылезет на берег. Если я сам не найду ее раньше. А я буду искать. Буду очень хорошо искать. А когда найду, Авроре скажу, что оно само сдохло — вот какая удача.
— Ты правда купила замок на дверь?
— Угу, — сонно откликается Аврора.
— И запиралась?
— Да.
А я даже не каждый день вспоминал о том, что она где-то в доме. Запретив себе думать о дочери Нади, замечать ее, я вычеркнул жену из поля зрения, понятия не имея, чем она живет и что делает. Казалось, чем дальше я буду держаться, тем меньше воспоминаний, меньше соблазнов включить немного фантазии, представить на ее месте Надю — и наделать новых непоправимых ошибок.
— Я куплю тебе замок в комнату у меня. Повесишь.
Она фыркает, хотя получается как-то невесело. Так странно: я с головой был в бизнесе, не вникая в домашние дела и не всегда даже ночуя, а она боялась и запиралась.
Я пересылаю все службе безопасности. Возможно, они найдут на видео какие-то зацепки. Или отследят номер или еще как-то помогут найти тварину. Копирую еще все контакты подружек Авроры, их адреса и телефоны, всю историю переписки и медиа. С этим я разберусь сам, но точно не сегодня.
Идти в домик лень, а бывшая, кажется, уже смирилась с моим присутствием, так что я кладу оба мобильника на тумбочку и закрываю глаза.
— Ты хоть раз до сегодняшнего вечера кончала, котенок? — вдруг вырывается у меня.
— Зачем ты меня так называешь?
— Так. Напоминаешь кое-что.
— Что?
— В юности у меня была девушка, дочка очень богатых людей. Она мечтала о коте, но ей сказали, что животные — удел пролетарского быдла и в приличных семьях кошки не срут. Поэтому ей оставалось только мечтать и грустно смотреть на всех встречавшихся по пути котят.
— И какое к ней отношение имею я?
— Никакого, — после долгой паузы говорю я. — Так что? Ни разу?
