Хочется двинуть ему стулом за этот отеческий тон.
— Мне кажется, это очевидно. После развода я получила четыре миллиона. Их впритык хватает на квартиру в городе поменьше, ну или на крошечную студию на этапе котлована. Жизнь в другой стране на эти деньги я не потяну. И работу не найду, сейчас своих некуда девать, иммигрантка из России — не самый оплачиваемый специалист, тем более, что я ничего не умею. Здесь у меня есть стартовый капитал на жилье и работа — по крайней мере, я надеюсь, она есть с сегодняшнего дня.
Островский морщится, и непонятно: то ли ему не нравится то, что я отказываюсь лететь, то ли просто после пьянки болит голова. Я вдруг вздрагиваю, словно ужаленная: а если он ничего не помнит? Черт… так ведь проще… или нет? Почему я тогда чувствую разочарование?
— Я не предлагал тебе тратить твои деньги. Я оплачу перелет, жилье и все остальное.
— Нет.
— Нет?
— Нет, — твердо повторяю я. — Этот вариант меня не устраивает. Я не стану жить за твой счет, в абсолютной зависимости. Не буду брать у тебя деньги и не позволю распоряжаться моей жизнью.
— О как, — хмыкает бывший муж. — А ничего, что это — меры по обеспечению твоей же безопасности? Или ты уже забыла, как в квартиру кто-то подкинул ключ от гостиницы? Надо запатентовать амнезию как побочный эффект оргазма.
Я стискиваю зубы и чувствую, как краснеют щеки. Помнит.
— Текущих мер достаточно. Ты приставил ко мне охранника, он справляется со своей работой.
— Судя по этому, — Островский машет ключ-картой, — не очень.
Я выхватываю ее из его рук и прячу в карман рюкзака.
— Не хочу это обсуждать. Я не полечу за границу. Здесь у меня только начала налаживаться жизнь. Появились друзья. Я не хочу оказаться в чужой стране на обеспечении бывшего мужа с абсолютным непониманием, как жить дальше и что будет, если ты вдруг решишь, что я и так получила лишнего. Закрыли тему.
— Окей.
Виктор захлопывает ноутбук и поднимается, а я инстинктивно отступаю на несколько шагов.
— И я хочу вернуться в свой отель. Твой охранник может присматривать за мной и так.
— Нет.
— Ну вот видишь, тебе тоже не нравятся мои идеи. Я хочу уехать, но в отель, а не в Канаду. А поеду на работу. У меня первый день и я не хочу опоздать.
— На работу…
Как-то незаметно Островский оказывается рядом со мной. И я снова чувствую нестерпимое желание… забиться в самый дальний темный угол от стыда. Докатилась! Теперь мне рядом с ним СТЫДНО!
— Не ходи на работу, — вдруг говорит Виктор тихо. — Сходим куда-нибудь. Пообедаем на теплоходе.
— Не надо.
Я мигом теряю всю решимость и оказываюсь в шаге от того, чтобы трусливо сбежать. Меня накрывает теплом и запахом мяты с цитрусами, исходящим от Виктора. Теперь этот запах прочно ассоциируется с совершенно неправильными ощущениями, которые я способна испытывать рядом с ним.
— Не надо что?
— Не надо вести себя так, как будто мы вместе. Все, что было — ошибка. Просто я испугалась, а ты напился.
— А в прошлый раз?
— А в прошлый раз напилась я.
— Значит, сейчас снова твоя очередь, — улыбается он.
Я закатываю глаза, но мысленно выдыхаю — шутка разряжает атмосферу. Островский тем временем отходит куда-то в холл, а возвращается с массивным термостаканом черного цвета. С такими ходят сейчас почти все. Виктор отдает мне стакан и с невозмутимым видом отправляется к холодильнику — искать какую-нибудь еду. Но это бесполезно, я уже пробовала.
— Зачем это? — спрашиваю я.
— У нас все по офису ходят с такими. Цедят кофе нон-стопом. Все сдохнут от инфарктов. Теперь ты настоящий офисный сотрудник, котенок.
— Я флорист.
А точнее даже не флорист, а безработная девица, которая очень хочет стать флористом, ибо ни на что другое у нее не хватит мозгов и умений.
Но кофер, пусть и в качестве подарка Островского, это прекрасно. Я с мстительным удовольствием выливаю весь кофе из кофейника в стакан и завинчиваю крышку, наслаждаясь разочарованным взглядом Виктора. В холодильнике — пусто, кофе увели из-под носа, тщательно выстроенный план с отправкой меня в Канаду разбился о суровую реальность.
Мне хочется захихикать, хотя смешного во всем этом ничего нет. Мы сами заперли друг друга в стеклянной клетке, и если с ненавистью могли как-то жить, то теперь все перевернулось с ног на голову.
Мне хочется захихикать, хотя смешного во всем этом ничего нет. Мы сами заперли друг друга в стеклянной клетке, и если с ненавистью могли как-то жить, то теперь все перевернулось с ног на голову.
— Ну, раз кофе не осталось, спущусь в кофейню и добуду завтрак. Котенок, принести тебе тарталетку?
— Котят кормят вискасом.
— Обижаешь. Масс-маркет не держим.
Виктору весело, а я одновременно и злюсь, и в смятении. Конечно, для него все это — игра. А точнее даже не игра, а обыденность жизни холостого мужчины. Сегодня одна, завтра другая. Когда есть деньги, не мешают ни штампы в паспорте, ни угрызения совести.
«И чего это ты бесишься?», — фыркаю сама на себя. — «Только что велела ему не вести себя так, словно вы вместе. Он и не ведет».
Хотя меня всегда раздражал этот цинизм богатых и успешных мужчин. Что в отце, что в Викторе. Они с легкостью относились к жизни, к сексу, к браку. Для них это совершенно необязательные атрибуты большой игры: в деньги, во власть, в силу.
— Да, возьмите с Валентином сегодня «порш», пусть оставит его где-нибудь возле тебя и пригонит мой «шевроле», который я вчера бросил у бара.
— Тот шевроле, в который я въехала? Не слишком ли много испытаний для бедной машинки?
— Да, у нее после тебя в жизни черная полоса. Запомнила?
— Запомнила.
— Ключи от порша в куртке, в которой я вчера пришел.
А в какой куртке он вчера пришел? Я открываю рот, чтобы рявкнуть, что я вообще-то не жена — запоминать, в чем благоверного принесли из бара, но раздается веселое «пилик» охранной системы, и Островский покидает квартиру.
Выдыхаю, отправляю сообщение водителю, что готова ехать, и окидываю себя взглядом в зеркале. Помимо предательского румянца ничто не выдает душевного раздрая. Через несколько минут, когда я спущусь на парковку, накатит волнение перед первой работой, а сейчас я хочу успеть сбежать из квартиры прежде, чем Виктор вернется.
— Сложно было подождать? — ворчу, разыскивая в гардеробной его куртку. — Кто вообще заставляет рыться в чужих карманах?
Куртки, конечно, нет на вешалке, она находится за пуфом, на полу. Я методично ощупываю карманы в поисках ключей, но не нахожу ничего похожего. Приходится вытащить все содержимое. Поразительно, сколько личного люди носят в карманах! Островский, например, носит презервативы.
