С огромной тщательностью они приклеили линзы.
Капли клея закрыли отверстия, оставшиеся после подгонки.
Каррис едва осмеливалась дышать, сидя неподвижно, как могла, заставляя себя не моргать. Когда она наконец сломалась и моргнула, ее ресницы на миг застряли в подсыхающем клее, но высвободились.
– Да, и постарайтесь не плакать, – сказала рабыня. – Или будете по брови в слезах. Буквально. – Она неприятно улыбнулась.
Смешно.
Они наложили макияж вокруг ее глаз после того, как клей полностью подсох.
Затем под конвоем извлекателей и Зерцал Каррис повели через лагерь. Солнце село где-то час назад, и Каррис с наслаждением вдыхала свежий сухой воздух. За запахом собственных духов она наконец смогла учуять коней, людей, костры, сырое мясо, жареное мясо, полынь, масло. Масло? Она огляделась по сторонам и увидела неподалеку подводу. Ну да, смазанные маслом мечи и пушечный металл.
Из-за фургонов, окружавших ее собственный, Каррис не могла видеть расположения армии и прикинуть, сколько народу идет на Гарристон. Даже количество фургонов не помогало. Она не знала, насколько они нагружены, а если бы и знала, то когда она в последний раз передвигалась с армией, на такие вещи она внимания не обращала. Юная, изнеженная, перепуганная и глупенькая, она не догадывалась, что такие простые вещи могут ей когда-нибудь пригодиться.
Здесь было много женщин, которые таскали свежеколотые дрова для костров, стояли на мясницких телегах, покрикивая на мужчин, чтобы те честно распределяли освежеванные туши кабанов, лечили легкие раны, неизбежные при передвижении, относили оружие и доспехи на починку кузнецам, отвергая то, что мужчины могли бы сами починить, не отлынивая. Казалось, что большинство женщин – обслуга, что означало, что король Гарадул либо не особо жалует женщин, либо большинство новых рекрутов были женщинами. Судя по разнообразию их одежд, Каррис решила, что они из всех слоев населения. Значит, это были самые последние рекруты, причем добровольцы. Эти люди были не из Келфинга, они были местными. У короля Гарадула в Тирее была значительная поддержка.
По отблескам костров, загоравшихся в наступающей темноте тут и там, как звезды, казалось, что армия располагалась беспорядочно. Но Каррис быстро вывели на площадку, окруженную примерно пятьюдесятью фургонами с несколькими проходами между ними по сторонам света, чтобы могли пройти лошади. Каждый проход охраняли по десять Зерцал с мушкетами. В середине было открытое пространство, со всех сторон ощетинившееся маленькими фальконетами, как дикобраз, готовый метать свои иглы. Внутри стояли несколько больших разноцветных шатров.
Приступ накрыл Каррис, когда ее подвели к центральному шатру.
Она согнулась, задохнувшись. Крепко зажмурилась, от чего люксиновые линзы больно врезались в брови и скулы. Она справилась с лицом и подождала, когда основная боль отступит. Она медленно вдохнула. Затем сделала знак одному из охранников, словно была королевой. Я готова войти, благодарю вас.
Тот отдернул полог шатра, и Каррис вошла. Наверное, это платье всех поразило. Поскольку, как только появилась Каррис, все разговоры затихли.
В шатре было человек семьдесят: рабы, акробаты, жонглеры и музыканты окружали группу примерно из тридцати представителей знати – мужчин и женщин, – рассевшихся на подушках вокруг низкого стола, заставленного изысканными угощениями и вином. Все были ярко наряжены, насколько могла судить Каррис, глядя сквозь темные линзы.
Король Раск Гарадул сидел во главе стола, конечно же, держа в сверкавшей перстнями руке кубок. Он остановился на полуслове, уставившись на нее с открытым ртом. Но Каррис едва заметила короля, поскольку рядом с ним по правую руку сидел человек, каких Каррис в жизни не видела. Она заставила себя идти к королю, покачивая бедрами, шурша юбками, расправив плечи, словно вовсе не нервничала.
Это был Порченый, цветодей. Каррис видела в жизни всего одного, да и тот был в начальной стадии безумия. Этот был не в начальной стадии, но безумным не казался. Он носил простые одежды люксиата, но они были ослепительно белыми вместо обычных черных одежд люксиатов Оролама, которые символизировали то, что им более всего нужен свет Оролама. На его лице не было ни следа люксиатской скромности.
Но его лицо хотя бы было по большей части человеческим – из плоти и крови. Нити зеленого люксина пролегали под обезображенной ожогами кожей как выцветшая татуировка, поднимаясь к поверхности близ скул и бровей. У шеи его тело менялось. Кожа была чистым люксином всех цветов радуги. Внутренняя часть его локтя, открывшаяся, когда он поднял кубок в насмешливом приветствии Каррис, была из гибкого зеленого люксина, как и остальные его суставы и шея. Синие люксиновые пластины прикрывали каждую поверхность, которая не должна была двигаться. Она облегала панцирем его предплечья, перчатками обтягивала руки, шипами торчала над костяшками, его плечи казались неестественно широкими под этим кощунственным одеянием люксиата, его грудь в треугольном вырезе мерцала, отражая свет, как море отражает солнце на восходе. Не пластины синего люксина, но тканый синий люксин тройной крепости, куда менее склонный раскалываться, раз уж кому-то хватило умения и терпения его сделать.
И везде желтый люксин тек между или под другими цветами, постоянно обновляя то, что терялось из-за солнечного света или природного разрыва. Где пластины соединялись, смазочный оранжевый люксин помогал им гладко скользить друг по другу. Красный люксин формировал архаичные узоры рун и восьмиконечные звезды в тонких слоях поверх синих пластин. Каррис не видела, встроил ли он в свою кожу ультрафиолет, но была уверена, что да. В конце концов, в середину каждой ладони был вживлен огненный кристалл. Огненные кристаллы, физическое, запечатанное олицетворение субкрасного, как правило, жили всего несколько секунд. На воздухе они взрывались и сгорали. Это чудовище каким-то образом вживило по одному в каждую руку и закрыло от воздуха синим люксином так, что сквозь каждую его ладонь можно было буквально видеть, хоть и как сквозь мираж, дрожащее от жары изображение, что было характерно для огненного кристалла. И все же он сохранил подвижность пальцев, что означало, что он либо способен на чудеса целительства, или это какая-то иллюзия. Должно быть так. Все это было просто невозможно.
Глаза его Каррис увидела в последнюю очередь, когда подошла к королю Гарадулу.
Глаза Порченого были фрагментированы. Ореол был прорван везде.
Цвета истекали из его радужки во все стороны, марая белки разными цветами. Сами цвета постоянно клубились, синий поднимался вверх, когда Порченый смотрел на Каррис, зеленый извивался змеей в тумане оранжевого и красного.
– Вы, – сказал король Гарадул, – прекрасное видение Каррис. Утешение для измученного взора.
– А вы мука для глаз, – ответила она, сладко улыбаясь.
Он рассмеялся:
– Вы стали не только краше, чем в девичестве, но и злоязычнее. Садитесь с нами, Каррис. У меня есть для вас подарок, но сначала познакомьтесь с моей правой рукой. – Он повернулся к Порченому. – Каррис Белый Дуб, это Хрустальный Пророк, Мастер-Полихром, Владыка Омнихром, Князь Цвета, Мистический Просветленный.
