Это не сделало Гэвину друзей, но он остался главным. Да и не нужны были ему друзья. Два гвардейца у лифта переглянулись при его приближении. Женщина слева была низкой, но крепкой, как бык. Она сказала:
– Верховный владыка Призма, вижу, у вас нет эскорта. Могу ли я сопроводить вас?
Гэвин ухмыльнулся:
– Ну раз вы так просите.
Они открыли перед ним лифт, и через мгновение он был этажом ниже своих и Белой апартаментов. Гвардейцы на страже заморгали при виде его единственной сопровождающей. Несомненно, они знали о ротации охраны и о том, что она не предполагалась ему в телохранители, и уж точно не ожидали, что у Призмы будет лишь один черный гвардеец.
– Верховный владыка Призма, – сказал один из них, высокий красно-оранжевый бихром всего двадцати лет от роду, стало быть, весьма талантливый, – могу ли я сопровождать вас?
– Спасибо, но нет, – сказал Гэвин. – Вы не защитите меня от того, что поджидает здесь.
Гэвин сказал Кипу, что Белая пытается уравновешивать власть Призмы, но ему это не слишком нравилось. Он вошел в совещательную комнату. Цвета в беспорядке сидели за столом. Для формальных событий они рассаживались по порядку – Субкрасный, Красный, Оранжевый, Желтый, Зеленый, Синий, Суперфиолетовый, Черный, Призма, Белая. Для встреч вроде сегодняшней, однако, желание сесть рядом с другом или занять более удобное кресло перевешивало природное стремление сидеть на одном и том же месте постоянно. Гэвин нашел последнее место между Суперфиолетовой – высокой костлявой черной как сажа парийкой по имени Садах, и мягким, более светлокожим рутгарцем с заплетенной бородой, Клитосом Синим.
Гэвин рассказывал Кипу, что каждый Цвет олицетворяет страну, и это было по большей части правдой. Каждому сатрапу был назначен один Цвет. Это было самым важным решением, когда-либо принятым каким-либо правителем. Но система начала рушиться еще до Войны Ложной Призмы, когда Андросс Гайл подкупом и шантажом добыл себе Красное кресло, хотя у Кровавого Леса уже был один Цвет. Он был настолько дерзок, что украл это место у Рутгара, заявив, что полоска болотистой земли в Рутгаре, которой владели Гайлы, дает ему право на место Рутгара. Разумеется, после войны такая же логика была применена для того, чтобы лишить места Тирею.
Здесь было так много связанных друг с другом и перекрывающихся слоев привязанностей, что голова кругом шла. И Красный, и Зеленый были из Рутгара, так что, скорее всего, будут выступать единым фронтом в том, что касается их земель. Но Зеленый был двоюродным братом Джии Толвер, аборнейки, Желтой. Аборнейцы душили как парийскую, так и рутгарскую торговлю в Проливах, так что в вопросах торговли они будут рвать друг другу глотку, но во всем остальном они могут создать блок. Субкрасная была из Кровавого Леса, который сейчас был в союзе с более сильным соседом Рутгаром, но ее родители были убиты на войне братом Зеленого. И все в таком духе. Любая знатная семья Семи Сатрапий делала все что могла, чтобы послать хотя бы одного сына или дочь в Хромерию, хотя бы с целью прикрыть себе тылы.
В свою очередь, все в Спектре делали что угодно, чтобы защитить себя. Семейные связи, клановые связи, национальные связи, цветовые связи и идеологические связи пронизывали все. Цвета были политическими креатурами так же, как и магическими. Звание Цвета требовало значительной склонности к хроматургии – Белая за этим следила, – но после достижения этой планки немало кресел в Спектре находили себе обитателей после того, как груженный золотом осел проходил в какой-нибудь царственный дом. Гэвин это знал потому, что именно так получил место его собственный отец.
Белая в своем кресле-каталке сказала:
– Призываю собрание к порядку. Запишите, что все Цвета, кроме Красного, на месте.
Они ненавидели это. Ненавидели, что не могли избавиться от Андросса Гайла. Ненавидели, что в обход всех правил он не посещал собраний в течение пяти лет, но продолжал настаивать, чтобы его голос был учтен. Они ненавидели, что его голос, переданный через гонца, говорил, насколько мало он ценит их мнение. Никакое красноречие не могло повлиять на Андросса Гайла. Он взвесит и рассмотрит каждую повестку единолично и сам примет решение, невзирая на ритуал этих заседаний Спектра. Но они боялись его. Белая сказала:
– Владыка Призма, вы созвали это совещание, так что поручаю вести его вам.
Она думала, что препятствует ему. Что он стал слишком независим. Что может сделаться опасным, если она не натянет поводок. Осторожнее, Орея – если придушить пса, он станет покорным, – но волк озвереет.
Взаимоотношения Гэвина со Спектром всегда были трудными. Конечно, пока он восстанавливался после Расколотой Скалы, они лишили его титула промахоса, отняли у него контроль над армиями, как и предписывал обычай. Но они не знали, спустит ли он это с рук. Все еще привыкая к новому облику, он уступил, но ему было мало дела до каждого Цвета лично. А им – до него. Он слишком зажился, стал слишком сильным. Он не нуждался в них, и это их пугало.
Они ненавидели его отца. Ненавидели всех Гайлов и загоняли Гэвина в угол при любой возможности.
Терпение, Гэвин. Для цели номер шесть достаточно времени. Достаточно простора для маневра. Ты сын Андросса Гайла.
– Нам нужно немедленно очистить Гарристон, вывести все наши войска и вернуть его королю Гарадулу, – сказал Гэвин. – Предпочтительно с извинениями за то, что не сделали этого раньше.
Молчание. Потом неловкое молчание.
Клитос Синий неуверенно хмыкнул. Когда никто к нему не присоединился, он замолчал.
– Королю? – спросила Белая.
– Так он себя называет, – Гэвин не вдавался в подробности.
Садах Суперфиолет сказала:
– Вы же не серьезно, владыка Призма? Через несколько недель управление там переходит к Парии. Это наше право. Люди строили планы, корабли уже идут. Если мы должны говорить об этом, давайте соберемся через пару лет.
– Категорически против, – сказала Делара Оранжевая. Это была сорокадвухлетняя бихром с огромными вислыми грудями, красный и оранжевый в ее глазах дошли до самого края радужек. Она была аташийкой. Аташ получал управление сразу после Парии. – Пария получила первую очередь, когда в городе еще оставалось что-то ценное. И вы все разграбили.
– Но нам пришлось восстанавливать сожженный дотла город и заботиться о больных и раненых. Мы взяли только соответствующую компенсацию.
– Прекратите, – сказал Гэвин прежде, чем это зашло дальше. – Не о том спорите. Вопрос не в том, кто будет править, в каком порядке и как долго. Мы сокрушили Тирею шестнадцать лет назад. И у них в этой комнате до сих пор нет представителя. С каждым годом в Хромерии все меньше тирейцев. Почему? Они что, вдруг перестали рождать извлекателей? Или потому, что мы потребовали с них такую чудовищную контрибуцию, что они не могут поддерживать своих извлекателей, что приводит к дальнейшему обнищанию страны? Затем мы забрали Гарристон, их главный порт и крупнейший город, и ваши правители обложили налогом каждый апельсин, гранат и дыню. Я был в Гарристоне, и он сейчас тень былого величия. Огромные ирригационные каналы заплыли песком. Поля обрабатывают женщины и дети, или никто, и не сыщешь ни единого извлекателя.
