Вот и Элли. Я натягиваю на лицо самое невозмутимое выражение, на которое только способна. Она тут же замечает мое раскрасневшееся лицо и говорит:
– Вы в порядке? Выглядите ужасно.
– Чувствую я себя тоже ужасно.
– Могу я чем-нибудь помочь?
– Мне просто нужно прилечь.
– Сегодня случилось что-нибудь интересное?
Я хочу сказать, что узнала множество интересных фактов, но молчу, уставившись прямо перед собой, на дорогу.
– Да нет. Просто много ездила по городу. У меня было запланировано несколько встреч.
– Я могу просто ездить на автобусе, если вам будет так проще. Это не проблема.
– Я лучше буду забирать тебя сама, – возражаю я, но тон у меня выходит жестче, чем следовало бы. – Ты беременна, так что нам следует думать в первую очередь о ребенке.
Элли откидывается в кресле и закрывает глаза, и какое-то время мы молчим. Еду я быстрее обычного, и сосредоточиться мне сложно. Я рассеянно слежу за дорогой, бесконечно перестраиваясь в плотном потоке машин.
– У вас точно все хорошо? – вдруг нарушает тишину Элизабет.
– Да, а что?
– У вас вид такой, как будто… Не знаю, как будто вы не совсем здесь. Вам из-за беременности так плохо?
– Да нет.
– С Ноем все в порядке? – продолжает допытываться она. – Как его поездка?
– У него все замечательно, – заверяю я и вымученно улыбаюсь, но взять под контроль голос никак не могу.
– Выглядите вы очень напряженно.
Я прищуриваюсь на дорогу и пожимаю плечами.
– Просто… Столько всего происходит.
– Я понимаю. И из-за меня у вас только больше поводов для беспокойства. Простите, Шарлотта, – произносит она и наклоняется, чтобы похлопать меня по руке, а я нервно вцепляюсь в руль. – Завтра после уроков я останусь поработать в кабинете информатики.
– Правда? По какому случаю?
– Мы делаем групповой проект по западной цивилизации.
– И как тебе твои напарники?
– Нормально. Надеюсь, они справятся.
– У меня завтра встреча в колледже, – говорю я. – Так что позвони, когда закончишь.
Она выражает согласие, и мы наконец доезжаем до дома. Я так сильно сжимаю руки, что у меня белеют костяшки.
Больше всего на свете я хочу отправить Элли обратно и исчезнуть. Подальше от Джонатана, от собственной матери, от Лорен. Подальше от прошлого, которое продолжает меня преследовать, как бы я ни силилась от него сбежать.
Глава 47
Элли
Как только мы возвращаемся в дом, Шарлотта поспешно скрывается в спальне. Щелкает замок.
Я решаю прогуляться вокруг озера. Мне хочется прочистить голову и подумать о том, что я завтра скажу своему отцу. Но оставлять дверь незапертой мне не хочется – особенно учитывая недавнее ограбление и ту странную женщину, что приходила пару дней назад. В конце концов я решаю выйти через двери на кухне. Двор Шарлотты обнесен забором, а в заборе – калитка, через которую можно пройти в лес, и уже оттуда – к озеру. Сомневаюсь, что кто-нибудь перелезет через забор и заберется в дом, пока я гуляю.
Мимо меня трусцой пробегает группка молодых людей. Я рассеянно провожаю их взглядом. Интересно, что со мной будет лет через десять? Я буду все так же отчаянно пытаться выжить, влача нищее существование, или все-таки смогу добиться чего-нибудь в этой жизни? Хотя бы ради ребенка.
Люди вырастают, это правда. Но могут ли они измениться?
Ну, наверное, некоторые могут. Даже в свои семнадцать я уже заметила – со временем взрослые все-таки задумываются о своих ошибках и хотят загладить вину.
А с другой стороны, деньги развращают. Когда речь заходит о материальных благах, люди словно сходят с ума.
Я помню, как сестра Дианы позвонила ей спустя пятнадцать лет тишины, чтобы извиниться за то, что она сказала всем родственникам, будто Диана лесбиянка. Диана никакая не лесбиянка, но мать у нее была истовой баптисткой, так что в результате ее вычеркнули из завещания, и наследства Диана не получила. Отношения с родственниками у нее тоже стали натянутыми, и в конце концов жизнь Дианы полетела под откос, когда она пристрастилась к алкоголю и азартным играм.
Мысленно я вновь возвращаюсь к своей непростой ситуации. Прошло уже десять лет, а я все еще пытаюсь отыскать правду. Как бы мне ни хотелось верить отцу, с каждым днем это все труднее. Шарлотта буквально воплощает собой доброту. Невозможно представить, чтобы она совершила такое с собственным ребенком. Конечно, у нее свои странности, но я бы тоже ударилась в паранойю после того, как меня скинули с лестницы, словно мешок мусора.
Когда я возвращаюсь к дому, двери на кухню заперты и Шарлотты нигде не видно. Мне приходится обежать дом кругом – я не знаю, как иначе попасть с заднего двора на передний.
Добравшись до крыльца дома, я уже с трудом перевожу дыхание. Жму на кнопку дверного звонка, затем еще раз и еще, прежде чем Шарлотта открывает дверь.
– Почему задняя дверь была открыта? – сразу спрашивает Шарлотта подрагивающим голосом. Я поднимаю руки извиняющимся жестом.
– Я просто хотела немножко прогуляться.
– Я не об этом у тебя спрашивала, – резко говорит она. – Или у меня со слухом проблемы?
– Я не могла закрыть дверь. У меня нет ключа.
– Это неважно. Тебе нельзя выходить из дома и оставлять дверь открытой, ясно?
– Простите, Шарлотта. Я не хотела.
– Это тоже неважно.
Она стоит на пороге, не позволяя мне пройти в дом.
– Может быть, я могу сделать копию ключей? Или копию магнитного ключа от гаража?
– Нет, – отрезает Шарлотта. Она вся дрожит, пальцы судорожно сжимают дверную ручку. – Элизабет, почему ты мне не рассказала, что сюда заходила женщина?
Я хочу было спросить, как она узнала, но обрываю себя на полуслове. Наверное, у нее здесь камеры, и сейчас она посмотрела с них запись.
А еще Шарлотта обычно не зовет меня полным именем, так что меня это дополнительно настораживает. Сейчас она говорит тем же тоном, которым со мной разговаривали родители, если хотели меня отругать.
Эти интонации означают, что ты в дерьме по самую макушку.
– Я не знала, что это важно, – оправдываюсь я, а Шарлотта недоверчиво на меня смотрит, потом принимается тереть глаза. Дальше следует мое торопливое объяснение. – Она хотела узнать, не могу ли я посидеть с ее собакой. Она слышала обо мне от соседей.
Я решаю не рассказывать, что эта женщина еще и заходила в дом. Не хочу пугать Шарлотту еще сильнее.
– Как она узнала мой адрес? – удивляется она и тянется рукой к своей шее, словно ее что-то душит. – Можно к нам не будут заявляться посторонние люди?
