Но еще не сейчас.
* * *
‒ Я к Салиму. Он меня ждет.
Эта фраза сработала для «быка» заклинанием: помявшись в нерешительности несколько секунд, он сдвинулся в сторону и мотнул головой ‒ «проходи». По лестнице я поднималась на негнущихся ногах. Если в первый визит «БлюПул» мне просто не понравился, то теперь клуб был мне ненавистен, и отчего-то вертелись в голове мысли о том, что здесь не было ни бассейна, ни бильярда, ни даже голубой лужи, что оправдывало бы название (*здесь и далее игра слов в переводе с английского – прим. автора).
А «Газим», уже предупрежденный о том, что к нему гость, выходил из-за своего столика с распростертыми объятиями. А еще ‒ с хищным настороженным взглядом, скрывающим по ту сторону радужки неприязнь. Этот урод с блестящими после поедания куриной ноги губами не любил, когда его «надували», тем более, надували побегом какие-то «девки». Я это чувствовала. Чувствовала, когда он подал мне руку, когда тянул псевдорадушное «Какие люди!», когда мацал ртом тыльную сторону моей ладони.
И впервые стало ясно, что означает отвращение.
Все: сытно накрытый стол, сверкающий бок хрустального графина, тени охранников позади стула «царя», синий блестящий пиджак и неуместная вокруг ворота белой рубахи бабочка ‒ слилось для меня в пронизанные прожекторами декорации, спектакль, в котором актеры улыбаются и выдают с пластиковыми эмоциями заранее заученные реплики.
‒ Откуда милая дама знает мое имя?
Вот только сценарий сразу шел наперекосяк, и лавировать среди невидимых акульих зубов приходилось вертко.
‒ Кто же не знает такого уважаемого мужчину в городе?
Я терпела. Когда мне предложили опуститься на стул, когда журили: мол, «не стоило вчера так пугаться приглашения – одни только добрые намерения, исключительно добрые…» ‒ конечно, он меня помнил, Гэл оказался прав. Тот самый Гэл ‒ невидимый, смешавшийся с толпой так ловко, что не отыскать. И Арнау. Хотелось верить, что их взгляды приклеены к нашим фигурам.
А дальше ‒ тарелка с положенной в нее курицей, придвинутый бокал, слишком терпкое, неприятное, как и похотливый взгляд Салима, вино.
Я улыбалась, как манекен, и жеманно лепетала о том, что простите, дескать, я просто чуть-чуть испугалась и вовсе не желала обидеть своим поведением благородных «детин» и хозяина клуба, дань ему и уважение. Салим верил ‒ или же делал вид, кивал. И пожирал глазами мою грудь. А еще он чавкал куриной ногой, ел шумно, противно – блестели на толстых пальцах перстни.
«Клуб – это хорошо», убеждал он между подходами к обгладыванию кости, «клуб – это безопасно. Здесь всегда рады хорошим гостям, тем более, гостям таким красивым…» И, конечно, он «рад моему возвращению, он даже скучал, так как такие «звезды», как я, посещают его логово нечасто…»
Моя бы воля, ноги бы моей в этом логове не было.
Совсем тяжело стало дальше: когда он придвинул свой стул к моему, когда приобнял, когда наклонился, принялся накручивать на свой толстый палец локон моих волос.
‒ А знаете ли вы, что здесь есть шикарная ВИП-комната? Желаете посмотреть?
«За штору. Я знала, что он потащит меня за штору». Нажрался, напился, готов трахаться.
‒ Уверена, что эту комнату многие видели, ‒ пришлось заиграть жестче. С подтекстом: «многие с тобой туда ходят, я знаю». Но я не такая. Улыбнуться прохладней, притвориться дамой хищной, дерзкой, мол, на мелкое я не размениваюсь.
‒ У-у-у, ‒ ухмыльнулся узкоглазый жирняк, ‒ люблю женщин, знающих себе цену.
Ему однозначно нравилось мое платье, а взгляд, направленный на сеточку, закрывающую грудь, налился сальной тяжестью.
Мне было невмоготу это переносить. С какой бы скоростью я бежала отсюда, будь на то моя воля. Вместо этого приходилось изображать милость, когда по моей ноге поползла от колена вверх чужая ладонь.
‒ Желаете увидеть мои апартаменты?
‒ Сочла бы это знаком уважения.
Что ж, хотя бы едем мы в нужную сторону.
Он хотел меня. Хотел зажать в первом попавшемся углу, хотел дергать задом, вдалбливаясь мне между ног, пыхтеть и хрюкать. Мне же хотелось блевануть.
‒ Сочту за честь пригласить Вас в мои скромные хоромы.
И, не дожидаясь моего согласия, резко и зло, теряя напускное благодушие, мотнул головой одному их охранников – не тому, который гнался за мной вчера. Этих вообще вокруг стола не было.
‒ Гидо, подготовь машину! Пару часов побудете здесь без меня.
‒ Слушаюсь, босс, ‒ кивнула рослая тень из-за стула.
Меня же потянули прочь со стула.
Если я думала, что тяжело было в клубе, то ошибалась. По-настоящему тяжело стало, когда в машине на заднем сиденье, куда Салим запихнул себя вместе со мной, потянулись его ненасытные руки. Наверное, он был уверен, что я буду пищать от удовольствия, когда из платья меня вытряхнут, как из конфетной обертки, когда в мои титьки впечатается чужое лицо. Что я начну стонать, когда в мои трусики пролезут его пальцы-сосиски… Я не знаю, о чем он думал.
Я же в этот момент ненавидела все, на что подписалась и, уворачиваясь по мере сил, шептала в лицо с обвисшими щеками о том, что «десерт слаще, когда ждешь его дольше». Но «Газим» терял терпение и становился все напористее – мол, в клубе мы играли, а тут сбрасывай свою личину недотроги, я наигрался.
Да что за жизнь такая?!
Он даже успел навалиться на меня с поцелуем, пахнущим чесноком, накрыл мои губы своими толстыми, мягкими, похожими на пельмени, и я впервые ощутила, что меня на самом деле может стошнить – дальше только прыгать за дверь… Сигать прямо во время движения и прямо на тротуар.
Ситуацию спас звонок на сотовый.
Салим оторвался от меня неохотно, достал телефон, взглянул на имя звонящего, чертыхнулся – мой выброс из машины отодвинулся на минуту или две. Гулко и неприятно билось сердце, подкатывала истерика. Его чертова рука продолжала лежать на моей ноге, собственнически сжимая ее.
«Я так не могу…»
Разговор тек в агрессивной форме и на не понятном мне языке – собеседник то ли сообщил владельцу «БлюПула» плохие новости, то ли спорил с ним. Повинуясь инстинкту, я достала из сумочки свой телефон, сделала вид, что листаю смс. Сама же незаметно открыла приложение, включила диктофон, принялась записывать речь в машине – вдруг это полезно, вдруг важно? Риск, конечно же.
Я выключила его пару минут спустя, когда Салим все еще рычал на кого-то, поняла, что мы приехали – авто свернуло за высокую ограду.
Мне, чередуя все это тирадой на неизвестном языке, одобрительно кивнули: мол, мы приехали, можешь выходить.
Еще никогда я не вываливалась на улицу со скоростью смертника, покидающего газовую камеру.
