Не успело меня обдать теплом от «моей девушки», как чернявый обладатель мотоцикла взревел:
‒ Это я извинись? Пусть теперь она извиняется. – И процедил ядовито. – На этой шлюхе, кстати, нет твоего кольца…
Я не видела, когда Эйс размахнулся. Не видела отведенную для удара рука, но я видела сам удар – стремительный и молниеносный, сломавший байкеру нос. Сокрушительный по силе. Детина обрушился на собственный мотоцикл, соскользнувший со стояночного фиксатора, завалился поверх заскрипевшего об асфальт металла.
‒ Ах ты мудак…
Лысый достал откуда-то нож, но Арнау, оттолкнув меня себе за спину, среагировал мгновенно: захват за запястье, выворот руки за спину – звякнуло об дорогу выпавшее из ладони лезвие, хруст чужого плеча. Борода ревел, пугая прохожих.
От места конфликта мы удалялись, не дожидаясь ответной реакции. Эйс, кажется, даже не боялся ее. Он тащил меня за собой, как бульдозер, пока мы дважды не свернули за угол, пока не отдалились от шумного проспекта, пока не остались в тишине.
А там я привалилась спиной к кирпичному дому, чувствуя, как трясутся внутренности. Я не любитель конфликтов, я их боюсь, я вообще до дрожи боюсь агрессивной ругани. И только теперь, когда гул машин остался позади, я сумела отдышаться.
«Вот же попала… Подумаешь, случайно задела… Зачем же было так сразу…»
Если бы напротив не стоял теперь Эйс, я бы, наверное, разревелась. А так ‒ смотрела на него, стараясь не показывать, какое количество страха испытала минуту назад.
‒ Напугалась?
Вместо ответа я лишь выдохнула. Арнау спокоен, будто ничего из ряда вон не произошло – подумаешь, помахали кулаками. Может, для него это повседневность?
‒ Пока я с тобой, тебе нечего бояться.
Если бы не эти дурацкие шмотки, если бы не продавец «ВинРинга», я вообще не оказалась бы на том перекрестке.
И влилась в страх запоздалая горечь.
‒ Ага, пока ты со мной. А ты со мной не каждую минуту.
«И вообще ты рядом ненадолго».
Да, в этот раз он успел. А если бы не успел?
‒ Тс-с-с-с, я тут.
Он взял мое лицо в свои теплые ладони – нет, не собирался целовать, просто успокаивал.
‒ Все уже хорошо.
‒ Ты мог не успеть…
‒ Я всегда успеваю.
Он был уверен в своих словах, я – нет. Мы, девчонки, создания незащищенные, нам нужно знать, что за нас всегда постоят. Не только шесть дней.
‒ Тебя не ранили?
‒ Нет.
Я мотнула головой, призывая его убрать ладони, – Эйс намек понял. Взгляд непривычно серьезный, без игривости.
‒ Я бы тебя вылечил. Ты это знаешь.
‒ Ну да, и даже знаю, какую награду ты бы за это попросил.
Конечно же, речь о поцелуе. Или о чем-то большем в ту же степь.
Наверное, я зря это сказала, сказался пережитый стресс, ‒ во взгляд Арнау закралось непонятное выражение. Нераспознаваемое.
‒ Ты думаешь, я впрягся за тебя для того, чтобы получить «награду»?
‒ Ну, утром ты говорил именно о ней.
‒ Ты так обо мне думаешь? Как о неглубоком пошляке, помешанном на сексе?
‒ По крайней мере, так ты себя ведешь.
‒ Зря, Лив.
Я не видела этого выражения в его глазах раньше. Как будто солнце зашло и толстый слой льда сделался непроницаемым.
«Лив». Уже не «Лав». Стало зябко, некомфортно.
По моей щеке провели пальцем нежно, но отстраненно – так прощаются с куклой, которая все еще красива, но которую уже не понесут из магазина домой. Порадовала взгляд – и хватит.
‒ Не приходи ко мне в постель, ‒ добавил Арнау мягко, но очень прохладно. – Я тебя отвергну.
И он не добавил больше ничего. Достал телефон для того, чтобы вызвать такси.
* * *
Обиженный человек всегда желает отомстить обидчику. Эйс не был таковым в прямом смысле, но от его фразы про «не приходи ‒ отвергну» внутри было прогоркло. И первые несколько минут поездки меня так и подмывало запоздало ответить: «Не очень-то в твою постель и хотелось!»
Хотелось. Если быть честной с собой, если рассмотреть истинные чувства за завесой логики. Я, конечно, молчала, ведь после драки кулаками не машут. Он сидел со мной рядом ‒ Арнау, и как будто за тысячу световых парсеков. Смотрел в окно, отстраненный, чужой, думал о чем-то своем.
«И ладно» – бесновалась я. «В конце концов, есть Гэл…»
И вдруг поняла, что есть, да, но одного человека другим не заменишь, и не нужно пытаться этого делать. Еще вчера, когда Коэн предложил поговорить с Арнау, я заволновалась именно из-за сценария, в котором Эйс отдалился, стал холоден и безразличен. А теперь переживала этот сценарий наяву. И ссора-то на пустом месте – слово за слово. Печально.
Музыка в салоне не звучала; водитель молчаливо крутил баранку.
Весь весенний солнечный день сделался неуютным. Верно говорят: погода ‒ она внутри.
Когда мы подъезжали к дому, Эйс повернулся ко мне, достал из кармана ключи, протянул.
‒ Возьми. Я возвращаюсь к Гэлу.
Я взяла связку, не коснувшись мужской руки. Значит, он сейчас уедет, значит, дома я останусь одна. А ведь недавно я об этом мечтала. У них важная работа: перевозки, коробки, посылки – не пойми что. Что-то изъять, что-то доставить, им пока не до меня.
‒ Послушай… ‒ Нужно хотя бы попытаться исправить ситуацию, чтобы не киснуть дома в грустных мыслях. – Я…
‒ Отдыхай, ‒ перебили меня, ‒ вечером, возможно, будет еще одно дело.
‒ Эйс, я хотела сказать…
Он заставил меня замолчать взглядом. Не знаю как. Добавил все так же прохладно:
‒ Ты хотела быть в безопасности? Ты в безопасности.
И кивнул – выходи, мол, мне пора ехать.
Очередную волну поднявшейся горечи пришлось молча проглотить, сжать ключи в ладони и выйти наружу.
Наверное, внутри ‒ постепенно и незаметно, без моего участия ‒ приживалась озвученная Гэлом идея о любви «втроем». Шебаршилась, отыскивала себе место в моей голове, обустраивала лежанку поудобнее. И мысль о том, что я живу с двумя мужчинами, уже не смущала, казалась привычной. Почти нормальной. Теперь, если всплывал в моей голове воображаемый остров, на котором я жила с выдуманной подругой и смуглым парнем, мое эмоциональное состояние оставалось гладким и безмятежным, даже приятным, как теплый бриз. А ведь еще утром я топорщилась от этой мысли, как унитазный ершик.
