Позорно. Я просто хотела помириться, а меня словесно вдолбили в землю, как гвоздь.
‒ Тогда зачем, позвольте спросить, Вы до сих пор столь бессмысленно и бесполезно тратите мое время?
Все остальные слова стали не нужны. Тысячу лет у меня не болело сердце ‒ теперь я вспомнила, как это ощущается.
«Бессмысленно и бесполезно» ‒ давно я себя так не чувствовала. Униженной, задвинутой в угол за ненадобностью, клоуном.
Говорить больше не имело смысла и не хотелось; поднос в моих руках дрожал, позвякивало стекло.
Я больше не спорила. Я просто уходила. Самая позорная попытка в моей жизни, фатально-провальная.
Трясущимися руками составив обратно в шкаф напитки и снедь, сложив чужую форму на полку, я вернулась на свое место. Пилот окончательно приглушил свет, вероятно, надеясь, что кто-то из пассажиров поспит. Я завернулась в плед, прикрыла глаза.
Не слышала, как Гэл спросил Эйса: «Зачем ты так?» Не видела его укоризненного взгляда. И того, как Арнау отвернулся в сторону, вместо экрана ноутбука стал смотреть в иллюминатор.
* * *
К тому времени, когда меня пригласили на общий «военный совет», чтобы ввести в курс дела, я сумела худо-бедно отстраниться от эмоций. Села в кресло напротив Арнау, ноутбук которого теперь был закрыт; Гэл ‒ справа от меня у окна.
Эйс смотрел напряженно, его руки на подлокотниках, пальцы переплетены; тускло поблескивало в свете ламп серебристое колечко.
‒ Это очень опасная операция, Лив. И мы должны тебя об этом предупредить, ‒ начал он, ‒ все, во что тебя вовлекали «до», сейчас покажется тебе… несерьезным.
Что ж, я готова слушать. Отвечать не имело смысла. И все же он молчал, пока я не произнесла:
‒ Рассказывайте.
Пятью минутами позже моя голова дымилась, как перегретый утюг.
Если бы кто-то попросил меня изложить услышанное кратко в сочинении, то пересказ выглядел бы так:
«Где-то далеко, в самой чаще неизвестной лесной глуши, стоит дом наркоторговца. В этом доме охраны пятьдесят человек – все тренированные бойцы. Сам «барон» ‒ психопат и садист. У него в заточении находится раненый заложник, которому требуется медицинская помощь. И потому я должна сыграть доктора, вызванного «бароном» в помощь узнику, которого безуспешно пытали и сильно покалечили. Ведь нужная информация не выяснена, пытки должны продолжаться, пациент не должен до этого умереть. Настоящего врача по имени Милена Миллер перехватили на подъезде к аэропорту – с ней бы не удалось договориться. Меня выдадут за ее помощницу. Обеспечат медицинскими инструментами, формой и легендой. Оказавшись в доме, я должна буду (всего лишь) отослать под благовидным предлогом прочь из комнаты узника охрану и хозяина дома, после, оставшись наедине с пациентом, воткнуть последнему регенерирующую сыворотку, действия которой хватит на час. Воткнуть, к слову, в шею. А после заложить во внешней двери (судя по словам Арнау, заколоченной) маломощную взрывчатку, призванную выбить замок. Снаружи меня (нас) встретят, посадят в подготовленный заранее автомобиль и доставят к береговой линии, где заложника будут ждать настоящие медики и свобода. Чтобы у меня было время сделать все, что нужно, охрану отвлекут пожаром складского помещения, в суматохе «бах» взрывчатки не будет слышен ‒ так полагал Эйс.»
Все просто.
А мне, наконец, стало ясно, насколько все сложно.
Меня передадут в руки бандитов, едва мы доедем до контрольной точки. Мне на голову наденут мешок, чтобы я не запомнила дорогу, ведущую к усадьбе. Меня научат пользоваться детонатором и расскажут, какими фразами я должна буду усыпить внимание «барона», который спросит о том, почему сама Милена не смогла прибыть.
Стало душно, жарко, хотелось пить. Гэл пояснил, что штурмом взять дом – задача слишком сложная, а к утру заложник уже будет мертв. И потому все так, как мне объяснили.
Меня мутило.
Действительно. Все, что я делала раньше, казалось безобидными играми, а тут… Да выживу ли я вообще к рассвету? У меня отнюдь не стальные нервы. Что, если моя выдержка сдаст в самый неподходящий момент? Риск не просто огромен ‒ он велик.
‒ Но я же не медик! – расстройство таки прорвалось наружу вместе с возмущением.
‒ Попробуй этого не показать.
Эйс был скользок и тверд, как ледяная глыба, на такую не взобраться.
‒ Я даже не знаю, где находится шейная вена…
‒ Вот тут, ‒ он приподнял голову и постучал себя пальцем по коже чуть сбоку под челюстью.
Чудесно. Объяснил.
‒ Я не знаю, на какую длину нужно вставлять иглу, чтобы не промахнуться.
‒ Игла короткая. Пусть тебя это не волнует – вставишь до самого конца.
Класс.
Я старалась спокойно дышать – вдох, выдох, вдох… Но сердце все равно частило.
‒ Как вообще крепится к двери взрывчатка?
‒ Этому мы научим.
‒ И мне нужно будет оттащить заложника за перегородку, чтобы не задело ударной волной?
‒ Если перегородка присутствует. Если нет, ляжете на пол. Ударная волна будет направлена вовне.
У меня были тысячи вопросов, а у него на каждый находился ответ. В каждом моем звучало возмущение: «А если я не смогу?» ‒ в его словах убежденность: «Тебе придется смочь».
Когда мой словарный запас иссяк, а мозг переплавился в лужу резины, Гэл тяжело вздохнул, а после изрек:
‒ Ты можешь отказаться.
Он меня понимал, я знаю. Все мои чувства, неуверенность и нервозность.
‒ Отказаться? В смысле, ждать вас в этом самолете, не выходя?
‒ Да. Аэропорт защищен, это безопасная зона. Мы просто уйдем, а после вернемся.
Взгляд Эйса не читаем.
Отказаться…
Я бы хотела. И насколько сильно я бы этого хотела, настолько же сильно и не смогла бы.
‒ А вы вдвоем пойдете против пятидесяти «Гарпий»?
Было ясно, кто в этом случае превратится в решето.
‒ Не важно, ‒ жестко обрубил Арнау. ‒ Не твоя задача об этом думать.
Не моя, да. Вот только не думать я тоже не смогу. Пусть они – не мои парни официально, но уже друзья, уже не чужие, уже… слов не хватало. Я не просто буду переживать ‒ я себе не прощу, если что-то случится.
‒ Так «да» или «нет»?
Как меня заколебали эти «нет» за сегодня. В печенке стоят.
Тишину от напряжения можно было резать ножом.
Я ничего из того, что мне предстояло сделать, делать не умела. Ничего. У меня нервные окончания уже похожи на серебристый дрожащий «дождик», у меня внутри все погорело от напряжения. Но «нет» я сказать не смогу.
