‒ Надеюсь, поездка не доставила Вам неудобств.
Его вежливость была притворной, безразличной.
«Конечно, доставила». Есть ли на свете человек, способный радоваться накинутому на голову мешку, в котором едва может дышать?
‒ Не доставила.
Я бы не продержалась и минуты, меня бы смяли, как фольгу, навалившиеся страхи, если бы не таблетка Эйса. Та, которую он сунул мне в рот с приказом «рассасывай» перед выходом из самолета.
«Что это? Я не принимаю наркотики…»
«Это не наркотик. Но средство, которое позволит тебе не поддаться панике. И сделает твое восприятие острее. Память тоже… Ты мне веришь?»
Я ему верила. Не он ли смог вылечить мою порванную ладонь за сутки? И, если у Арнау имелся чудодейственный крем, почему бы не быть чудодейственной таблетке?
Она и правда работала: я держалась лучше, чем рассчитывала. Не потела и не тряслась. Только где-то на фоне ощущала свои нервы перетянутыми гитарными струнами, готовыми вот-вот лопнуть, – странно было смотреть на это со стороны.
‒ Обыщите ее саквояж.
«Если они найдут в поддоне взрывчатку… Не должны, не должны. Двойное дно…»
Псы принялись шерудить медицинский чемодан – касаться инструментов, латексных перчаток, колб, дезинтоксикатора. Барон не отрывал взгляда от моего лица, продолжал всматриваться, выискивать признаки беспокойства. Но таблетка оказалась хорошей – мое лицо равнодушное, как у мумии. У врача ведь должна быть отличная выдержка? И неважно, что внутри все обращается в пепел от перегорания, избытка стресса.
‒ Хлордентанол у Вас с собой?
‒ И тримоногидрат тоже. Но катализатор для сыворотки вам придется сделать в своей лаборатории. Он распадается за пять минут, вы знаете…
Память четко выдавала названия препаратов, в которых я не разбиралась.
‒ Знаю. – Пауза. ‒ Почему Милена прислала вместо себя Вас?
‒ Потому что она мне доверяет.
У наркодилера был большой дом из сруба. Толковый, добротный. Но рассматривать его я не решалась, любопытства к убранству выказывать тоже.
‒ Вы работаете в одной клинике?
‒ В разных.
Легенду я заучила. Лишь бы она «прошла проверку». Охранники, тем временем, рыться в саквояже перестали, и одновременно со словом «чисто» я попыталась сдержать шумный выдох облегчения.
‒ Она объяснила, куда Вы едете? К кому?
Его черные глаза мне не нравились. То были глаза помешанного на жестокости человека, глаза, привыкшие видеть во всех врагов.
‒ Нет. Сказала, что есть пациент, которому нужно помочь. И что мне за это хорошо заплатят.
‒ Это все, что для Вас важно?
‒ Все.
Барон рассмеялся, растянул губы в сторону и стал похож на акулу.
‒ А она мне нравится…
Псы, как по команде, ухмыльнулись тоже.
Пора было уже миновать прихожую и этого человека – первую контрольную точку, но хозяин дома все искал что-то ‒ возможно, несоответствия в моем поведении. Принюхивался, как крысятник.
‒ Как называется госпиталь, в котором Вы работаете?
‒ Это частная клиника. «Медеталь».
Название я не выдумала, но только сейчас сообразила, что использовала имя центра пластической хирургии и сделала первый шаг к пропасти.
‒ Давно Вы там? На какой должности?
‒ На должности анестезиолога-реаниматолога. Нам не пора осмотреть пациента?
Наверное, затыкать его не стоило. Это рискованно и опасно, но он мог продолжить задавать дурацкие вопросы, на одном из которых я непременно спалилась бы.
‒ Как Вас зовут?
‒ Грета.
Кивок охранникам.
‒ Проводите Грету… к пациенту, ‒ на последнем слове человек с черными глазами неприязненно поморщился. ‒ И да, катализатор доставят Вам через десять минут.
* * *
Они, охранники, не желали оставлять нас одних – меня и сидящего у стены смуглого парня. Пришлось одного отправить за чистыми полотенцами и теплой водой, другого ‒ за этиловым спиртом.
Иногда нужно просто играть роль, и я играла. Роль уверенной наседки-медика, жесткой и точно знающей, что нужно делать. Им пришлось выйти.
И я впервые рассмотрела пленника. Или, скорее, то, что от него осталось.
Ни одного живого места ‒ сплошные следы пыток, кровоподтеки, жуткие на вид синяки, не человек – месиво.
Меня впервые накрыла паническая атака – сейчас часы тикают иначе. У меня, может, минута или две, я должна успеть все сделать до возвращения псов. Сделать быстро и правильно. Бешено заколотилось сердце; кажется, таблетка Эйса перестала помогать. Из ступора пришлось выдергивать себя неимоверным усилием воли – действуй, Лив! Только при верном раскладе ты уйдешь отсюда живой…
Это подстегнуло.
Первым делом я отметила, что перегородка, отделяющая комнату от коридора, присутствовала и, значит, есть где укрыться от взрывной волны. Первый плюс. Минус – пациент скулил. И стоило мне раскрыть перед ним чемодан, как он заорал, напуганный:
‒ Не смейте меня лечить, не смейте… Убейте! Слышите?!
Он находился в шоке и сейчас жил одними инстинктами, понимал, что не выдержит новую порцию боли, уже не сможет ее перенести.
‒ Тихо, тихо… ‒ Если бы он только знал, как мне внутри плохо, как сильно у меня трясутся руки и как сложно мне играть в «доктора». Но я пыталась. – Я тебе… помогу…
‒ Нет! Нет! – я никогда не слышала, чтобы кто-то так орал. Как будто в него наживую втыкают скальпель, хотя я даже не приближалась. – Яду… Вколите мне, пожалуйста, яду…
И он заплакал.
Вся его одежда была в крови, бурые разводы на полу, слипшиеся пряди волос. И дикие, отчаявшиеся глаза загнанного в угол животного. Он даже не подпустит меня со шприцем, если поймет, что это регенерационная сыворотка.
‒ Ш-ш-ш, ‒ прошипела я, успокаивая, ‒ я дам тебе снотворное. Хорошо? Много снотворного…
‒ И я умру?
Он не понимал, что говорит, он стал диким; в этот момент на улице снаружи дома что-то грохнуло – по коридорам раздался топот ног.
«Только бы самой не в обморок, только бы продержаться»
‒ Ты хочешь умереть?
‒ Хочу…
Он не хотел. Но еще больше он боялся новых пыток.
‒ Ты уснешь, да. Насовсем. Хорошо?
Нормальный человек бы пришел в ужас, но этот, смуглый почти до черноты, еще совсем молодой парень, мелко закивал.