Поражены обе машины преследователей.
Мне хотелось соскользнуть в обморок, происходящее окончательно превратилось в существующий в параллельной Вселенной фильм.
Сколько мы ехали, куда?
В какой-то момент показался каменистый берег и темная гладь моря. Зашуршали по мелким булыжникам ребристые колеса.
Вышли из машины Коэн, Арнау, куда-то увели пленника – наверное, к моторке, ждавшей у причала.
Я же чувствовала, что мне нужен воздух. Больше воздуха.
Кое-как нащупала пряжку ремня, отстегнула, толкнула дверь наружу. И даже какое-то время, выбравшись наружу, стояла на своих двоих, вдыхая воздух. Прохладный, соленый, пропитавшийся йодом водорослей.
А после почувствовала, что сползаю по боку машины.
‒ Лив… Лив!
Кто-то успел предотвратить мое падение. Коэн?
Теплые руки, обеспокоенный голос Арнау.
‒ Что с ней?
‒ Обморок.
Это слово потонуло во мгле вместе со мной.
* * *
‒ Лив, моя хорошая, очнись…
Меня похлопывали по щеке очень аккуратно, но выплыть из небытия вышло все равно рывком – я втянула воздух резко, будто вынырнула из-под воды. Мне дали что-то понюхать?
‒ Вот так… молодец…
Я на стуле. Рядом Эйс. В его руке какой-то прибор, на моем плече надутая подушка, проводок, тянущийся вниз, – тонометр… Арнау, кажется, делал несколько дел одновременно: измерял давление, отлеплял бумажку от пластыря, который секундой позже приладил мне на шею, еще мгновение спустя уже просвечивал фонариком зрачки.
Я поморщилась, на секунду ослепла и зажмурилась.
‒ Как она? – Гэл.
‒ Показатели в норме.
Когда мне в очередной раз удалось разлепить глаза, я обнаружила, что мы находимся в маленьком домике – лесной сторожке, некой хижине? Обстановка скудная, но жилая: бревенчатые стены, стол, пара стульев, плита у стены, подвесные шкафы. В углу ‒ метла, поленница, железное ведро.
‒ Ты как?
Арнау смотрел на меня, и я знала этот взгляд – взгляд доктора.
Я прислушалась к внутренним ощущениям – кружилась голова.
‒ Нормально. – Хотелось пить. – Слабость.
‒ Слабость – это естественно. Особенно, когда ты в последний раз ела утром. Знаешь, сколько тысяч калорий жжет задание, выполняемое на пределе возможностей?
Я не знала. Видимо, много.
Он, удовлетворенный осмотром и тем, что я пришла в сознание, поднялся.
‒ Сейчас будет еда. Поешь ‒ и спать.
Отправился к шкафам, какое-то время рылся в них, выудил пару металлических банок. Консервов? Поставил на плиту старую чугунную сковороду.
Я выдохнула. Гэл сидел за столом, что-то писал на портативном ноутбуке, с кем-то общался. В зубах прикушенная спичка, вид сосредоточенный. Они все еще в военной форме – никто не переодевался и не расслаблялся. Вероятно, мы здесь ненадолго.
Мне вспомнился дом барона – все прошло хорошо? По плану? Еще горел в памяти взрыв над деревьями, еще трясло в воображении на ухабах машину. Я прогнала эти мысли, потому что от них замутило. Наверное, Эйс прав – голод, нервы.
Но ведь уже все?
К Коэну я подошла осторожно, пробуя собственные ноги на устойчивость, – на меня взглянули серьезно, но тепло. Экран не прятали, да я и не пыталась на нем что-то прочитать.
‒ Ты как?
Вместо очередного ответа «нормально» я спросила:
‒ Все… получилось?
«Как было задумано?»
‒ Да. Спасибо тебе.
Он имел это в виду, не просто слова.
‒ Все… целы? Вы?
‒ Да. Пленник тоже. Он в безопасности.
Значит, не зря. Значит, все стоило тех усилий, которые были затрачены.
‒ А почему мы не возвращаемся на аэродром?
‒ Вернемся. Через три с половиной часа. Пока дорога назад… небезопасна.
«Ее зачищают. Скоро все закончится».
Значит, военные действия там все еще ведутся, просто уже не этим отрядом из двух человек – я уловила детали в молчании.
‒ А здесь?
‒ Здесь безопасно, ‒ промурлыкал от плиты Эйс. – Ты же с нами.
Любила я эти его фразочки. Шутливые, чуть колкие, но успокаивающие.
Усталость, конечно, сказывалась.
‒ Хорошо…
Мое «хорошо» повисло в воздухе. Хорошо, что все получилось, что пленник спасен, что ранений ни у кого нет. Это главное.
Я отправилась искать воду; пахло перловкой.
Каша, несмотря на добавленные в нее растительное масло и воду, казалась сухой. Попадались в ней и кусочки мяса. Банки были не то собственностью владельца сторожки, не то военным пайком. Перловку я не ела лет сто, собственно, она никогда не являлась предпочитаемым блюдом на ужин, но выбирать не приходилось. Когда нужны силы, просто глотай, просто жуй. Зачем на моей шее нужен был пластырь, исходивший тонким травяным запахом, я не знала, но спрашивать не стала – Эйс найдет ответ. Если прилепил ‒ значит была причина.
После кружки холодной воды и попавшей в желудок каши и правда стало легче, голова перестала кружиться.
‒ Лучше?
Арнау был внимателен, как и всегда.
‒ Лучше.
‒ Теперь я буду тем, кто следит за твоим питанием.
Мне хотелось ухмыльнуться. И ответить что-нибудь колкое, но сил придумать остроумный ответ не хватило, потому я просто улыбнулась. Пусть следит в эти дни… сколько их там осталось?
‒ А теперь ‒ спать, ‒ скомандовали мне, когда энергии жевать сухую кашу не осталось тоже. Забрали тарелку, указали кивком на постель. Единственную в комнате. Хотя бы широкую, повезло. – Одеял нет. Раздеваться не надо.
Едва ли мне хотелось здесь, в доме, где не очень чисто и не очень тепло, раздеваться. Так как ни одна из сторон кровати не упиралась в стену, я улеглась посередине, вдохнула запах пыльной подушки и закрыла глаза.
С удовольствием просплю эти доступные для отдыха два или три часа. Мне надо.
Я проснулась, когда в комнате было темно. Когда я засыпала, за окном было темно тоже, но сейчас потолочная лампочка была погашена, осталась зажженной лишь настольная лампа на столе. Полумрак. За моей спиной ‒ Гэл, его рука обнимает меня вместо одеяла, слышно размеренное дыхание. Рука тяжелая, под ней тепло. Он, наверное, мог полностью завернуть меня в себя, закинуть сверху еще и ногу, но тактично не сделал этого, как и не прижался пахом, не стал смущать. А передо мной ‒ Эйс, спит. Глаза закрыты, голова на соседней подушке, черты лица жесткие даже во сне, мерно поднимается и опускается грудь.
