‒ Кого будешь звать? Соседей? Гэла?
А Коэн тоже дома?
‒ Коэна! – конечно! Беспроигрышный вариант.
‒ Упс, незадача. – Односторонняя кривоватая усмешка, а в глазах двойное дно. – А его, видишь ли, нет дома. И никого, кроме нас с тобой, нет.
«Так что можешь бегать от меня по квартире и кричать – результата это не изменит».
Впервые за это утро я поняла, в каком положении оказалась. В положении той, за кем пришли с конкретным намерением, с целью. Если раньше Арнау только готовился к прыжку, теперь он уже виртуально задал траекторию, оттолкнулся задними лапами и летел. И он не промахнется, он никогда не промахивается.
Это было нечестно. Это было неожиданно… Слишком скоро. Не для него, очевидно.
‒ Послушай… ‒ изменились мой тон, мое положение, весь расклад пешек на поле.
‒ Я слушаю.
Я даже не знала, что именно хотела сказать. Остаться с ним один на один в квартире означало одно: исход заранее определен.
А тот, кто стоял напротив, не стал ждать – одним неспешным движением убрал занавеску в сторону. И я впервые осталась под его взглядом полностью обнаженной. Со стекающей по телу водой, кожей, покрытой пупырышками, предательски вставшими сосками. И чувствовала себя совсем голой, до самой души, когда глаза Арнау, чуть прикрытые от удовольствия, скользили по каждому изгибу, по каждой впадинке.
«Он сделает это… Он просто сделает это…» Ясно, как божий день.
‒ Я… не готова…
Черт меня дери, под его взглядом было сложно остаться не готовой физически, но я не успела созреть морально. Эйс улыбнулся снисходительно, как глупой малышке, зная, что этот недочет в виде «не готова» будет очень, очень быстро исправлен.
Он даже не стал отвечать. Вместо этого он неторопливо спустил с пояса домашние бежевые штаны, под которыми не оказалось плавок. И предстал во всем своем первозданно-брутальном виде. Он был готов всеми своими частями, включая ту, от взгляда на которую я покраснела, как девственница, хотя давно ей не являлась. У Арнау оказался очень добротный член. Толстый, правильного размера. Не настолько огромный, чтобы пугаться от одного взгляда, но более чем достаточный для того, чтобы понять, сколь много он задаст жару.
Я жалась к стене, как отличница, которую застали врасплох. Отличница, которая втайне засматривалась на хулигана из соседнего подъезда, но никогда бы в этом не призналась. Скорее, всю оставшуюся жизнь рассказывала бы себе басни о том, что они из разных миров. У него ‒ мускулы, у нее ‒ правильная жизнь. У него порваны джинсы на бедрах, у нее ‒ книги на полках. У него взъерошена шевелюра, у нее ‒ все учебники в алфавитном порядке. У него ‒ сталь и демоны в глазах, у нее ‒ белые гольфы и смущенный взгляд в пол…
Хуже. Теперь аура Арнау была столь ощутимой, что я удивилась тому, как тщательно он скрывал ее раньше. Очень умело прятал – ее, ауру доминанта. Он еще не шагнул в мою сторону, а у меня уже подкашивались колени. Он уже победитель, я ‒ уже проигравший. Он понимает, что я не буду бегать от него по дому, не буду по-настоящему звать на помощь, потому что… Потому что я хотела его с того самого чертова момента в лифте, с первого касания пальцем.
‒ Ты ведь знала, что все к этому придет.
Он шагнул к ванне.
Знала. Не знала только когда, как.
Успела пролепетать, как пленник, пытающийся выторговать наилучшие условия «сдачи» у завоевателя.
‒ Прямо… вот так? Без… прелюдии?
И эта дерзкая усмешка, вечно заставляющая меня нервничать.
Перед тем, как перешагнуть борт, он пояснил:
‒ Я могу сейчас сделать шаг вперед, после опуститься перед тобой. И проникнуть в тебя языком. Но у тебя ослабнут колени, поверь мне, а падать в ванной – плохая идея.
«Поэтому без прелюдий. Они тебе не понадобятся».
Я слишком поздно разглядела, кто он, слишком поздно поняла. Я всегда избегала доминантов, я, может, не боялась их, но чуть-чуть опасалась. Они делают то, что хотят, они берут тебя, как хотят. И хуже всего, что на каком-то интуитивном уровне я уже подчинялась Эйсу. Эйсу, который только что перешагнул через борт. Который остановился так близко, что между нами миллиметры; который пах утренней свежестью, парфюмом; который пах силой и этой своей вечно сдерживаемой агрессией.
Не хотела отличница приближаться к хулигану? А вот он…
‒ Ты… ‒ последний лепет, уже даже не попытка что-либо изменить, ‒ агрессивен…
‒ Ой ли?
Арнау намеренно ласково поцеловал меня в щеку. После ‒ чуть ближе к уголку рта, еще ближе. А потом поцеловал правильно, и первым же поцелуем отключил мне голову. Начисто. Да, он был агрессивен, но правильно, очень по-мужски. От таких мужчин сводит и живот, и колени, и логику, от их поведения становишься готов без прелюдий – тут он был прав.
‒ Ты знала, что я приду… ‒ жаркий шепот.
‒ Нет…
‒ Знала.
Я догадывалась, что когда-нибудь. Он взял меня за шею под подбородком, как щенка, как овечку, приготовленную для заклания. И жесткость его была не в руках ‒ в поведении, в том невидимом поле, которое сносило способность мыслить.
И ничего не оставалось, кроме как чувствовать, что ты поддаешься. Еще один поцелуй, как разряд статического электричества, который стирает, портит всю твою мозговую нейронную сеть, превращает мозг в чистый лист бумаги. А после ‒ толчок горячим членом в сомкнутые бедра.
‒ Раздвинь. Ноги.
И бесполезно объяснять, что его мир, мир беззакония, стали, скорости и отблеска ножей, – это не мой мир. Мой состоит из строк текста романтических книг, у меня на подушке медвежонок…
‒ Я хочу видеть, как ты раздвигаешь их. Для меня.
Вот и все. Я даже не делала между ними выбор, между двумя мужчинами, его сделал Арнау. Хуже всего, что уже не можешь отказать, потому что перенял эти импульсы, потому что забыл про выглаженную юбочку и застегнутую на все пуговки блузку, потому что хочешь стать частью его мира. «Плохой» девочкой.
И да, Коэн был прав, Эйс умел наслаждаться. Агрессивные мужчины часто торопливы, поспешны – этот таким не был. Он наблюдал за тем, как я открываю ему вход принудительно-добровольно, не способная оказать сопротивление. И как только пространства стало достаточно, Эйс погрузил себя внутрь, припечатав поцелуем. И да, все уже было скользким, предательски-готовым.
Без прелюдий, без романтического начала… И это ощущалось правильным. Он брал, брал так, как хотел сам, он двигал бедрами, а я ощущала себя стоящей с задранной клетчатой юбкой, в мокрых гольфах, с распахнутой блузкой. И между нами более нет разницы – один мир. Он брал красиво, он делал счастливой каждую клетку моего тела, он целовал так, что сносило все пределы, и я понимала – я проиграла. От таких, как Арнау, уже не отказываются, к ним потом тянет, как к наркотикам, их просто хочешь, им просто даешь… И да, внешне я останусь отличницей, но уже помеченной хулиганом – это навсегда.
