«Недотрога» ‒ звучало насмешливо в воздухе. Он балдел от меня, от того, как я изменилась, он проникал мне между ягодиц глубже и глубже, являя ту доминантность, которую я всегда от него ждала, и на Коэна я теперь смотрела беспомощно – наглый Эйс, наглый…
‒ Он сзади? – мягкий голос Галлахера; прошедший по моей щеке палец. И не нужно было кивать, чтобы этот факт подтвердить. – Вот наглец…
Шепот с насмешливым одобрением, а мне ‒ без слов, через касания: «Расслабься, он умелый парень». Этот парень уже проложил себе путь до самого конца, вжался в меня, нагло повернул мое лицо, нависнув сверху, укрыл таким поцелуем, что расплавилась бы и резина.
Во мне продолжало гореть старое и ненужное, его сносило лавиной ощущений. Когда тебя держит за шею и насаживает на себя задом один, а член второго гладится то об живот, то поглаживает головкой клитор, забываешь, что ты когда-то был против. Против чего ‒ против нирваны?
Коэн дразнил, даже не пытался входить; раньше я боялась их двоих вместе, боялась боли, слишком большой растянутости, а теперь отчетливо поняла, что ничего этого нет. Все для меня «как раз», и накал возрастает по взлетной кривой.
‒ Иди сюда…
Арнау нагл. Он развернул меня лицом к себе и вошел одним движением в лоно, заставив застонать. Слишком хорошо, невозможно хорошо. А его руки легли мне на ягодицы, растянули их, пытаясь приоткрыть вход…
‒ Тебе ведь нравится этот парень, который сзади тебя, так? – жаркий тихий голос Эйса.
‒ Да… ‒ выдохнула я.
‒ Очень нравится?
Он забавлялся, дразнил, издевался. Я понимала, что могу сказать «стоп», и слово сработает. Они затормозят, ни один из них не будет давить, но вся правда заключалась в том, что я хотела это себе позволить. Сейчас. Это было мое желание и мой выбор. Они подготовили меня настолько, настолько зарядили электричеством, что отказывать себе я уже не могла. Наверное, я давно этого хотела, с самого начала.
‒ Очень.
Чужие пальцы приоткрыли меня еще.
‒ Значит ты позволишь ему сделать это.
Наглый Эйс. Эйс, которому не можешь перечить, даже если это твое, а не его решение. «Хочу, чтобы ты это сделала. Для меня» ‒ он опять вел эту игру, он всегда ее вел.
Позволю ли я Коэну? Да… Все, что угодно.
Когда он начал вжимать меня в себя, прижавшись вплотную, я поняла, что в этой спальне перегорит проводка. Триста по Цельсию. Никогда не думала, что буду насаживаться задом в тот момент, когда меня трахают спереди. Не знала, что это так чувствительно, что я буду дрожать, что воспламенюсь, как бомба, у которой подожгли все фитили разом. И нет, не больно, но правильно ‒ наконец правильно. Один член ‒ в лоне, второй ‒ уже наполовину в попке. Никаких резких движений, но с каждым разом все глубже, все дальше. И никогда я не видела такого удовлетворения на дне зрачков Эйса, такого всепоглощающего наслаждения. «Да … Как же ты мне нравишься – без болтов, без тормозов». Поцелуй в губы уже жестче, Арнау переставал себя контролировать, из него полилась голая без примесей страсть, глаза заволокло той самой сексуальной похотью, когда мужчину уже не остановить, когда ты не хочешь его останавливать.
И вот они оба до конца внутри. Поросль Коэна вжата в мои ягодицы, теперь уже его рука обхватила мой подбородок. И опять хлестанула очень плотная мужская энергия – та самая, когда сложно удержать внутри зверя. Арнау целует в губы…
Это был момент полета. Когда ты понял, что все размеры оказались правильными, когда иллюзии о болезненности разбились, сменившись на ощущение, что ты вошел в порочный рай. А кто вошел в рай, тот из него не выходит. И не они задвигались во мне первыми ‒ это я задвигалась на них, ощущая полную свободу и разнузданность внутри. Более никаких тормозов, никогда-никогда. Когда тебя трахают оба – это восхитительно. Теперь от удовольствия очень шумно втягивал и выпускал воздух Коэн. Пока Арнау оставался стабильным в своих толчках, Гэл вынимал себя наружу и погружал опять. Иногда по чуть-чуть, иногда чуть глубже. И я ощутила то, чего не ощущала никогда – моя попка скучает по нему, пустая, она ждет этого заполнения. Без него – не тот процесс. Мне нужны они оба, нужны с двух сторон, с ними все заполнение цельное – пусть оно будет, хоть как – сверху или снизу. Мне нужен этот жар тел, мне нужны их четыре руки, я нужна сама себе «такая».
В какой момент все понеслось по нарастающей, когда уже не остановить, я не знаю. Есть момент, когда ты перестаешь ощущать отдельные ощущения, когда они все сливаются в одно. Намотанные на кулак Коэна мои волосы, его хлопающий по моим ягодицам пах; стальной Арнау, орудующий там, где скользко. И его взгляд с отливающим серебром краем: «Хорошая девочка». Его обожающая мою покорность и правильность доминантность, наслаждающаяся тем, что я все дала, все позволила. Его же нежность. И полный взлет… Я потеряла их из виду, когда во мне начали лопаться кокаиновые пузыри, я перестала чувствовать их движения и толчки по отдельности, все слилось в одно. Меня впервые в жизни вынесло туда, где ‒ куда никогда не выносило – я кричала, я содрогалась, я скребла по кому-то ногтями. Я плакала – черт возьми, не соображаю, зачем, почему – просто все эмоции наружу, навыворот. И чувствовала, как с рыком изливается внутрь Коэн, как вдалбливается на последних толчках, не в силах себя контролировать, как пульсирует после – на секунду он стал беспомощным тоже, мы все. И Арнау заканчивал с рычащим стоном – орбиту, полет в его глазах я видела тоже. Секунду, которая на мгновенье отделила его душу от конвульсивно содрогающегося тела.
Во мне перегорело все. Проплавилось, растворилось и исчезло. Меня пролило изнутри лавой, а после заполонило светом.
Не было более чего-то отдельного – мы трое были одним. Какую-то долгую, непостижимо бесконечную секунду.
Я занырнула обратно в жизнь, обратно в себя, потому что что-то пищало. Некая тихая сирена – сработавшая от помех колонка на полке, датчик дыма?
Арнау дотянулся, хлопнул по нему рукой – датчик затих. Оказывается, пищал и второй, стоящий на другом краю. Его угомонил и вернул мне обнимающую руку Коэн. А я до сих пор не вернула себе способность думать.
‒ Что это? – спросила тихо, все еще ощущая себя очень пьяной, не до конца «вернувшейся».
‒ Не обращай внимания, ‒ прошептал Эйс.
Я прижалась к нему лицом. Мы лежали так долго, не размыкаясь, и я чувствовала наше единение. Не только телами или душами – не знаю, как там называют эфемерные слои. Сквозь нас будто прошел общий канат, оголенный электрический провод. Он же объединил нас и подарил полный взрыв каждому и один на троих. Он явил, помимо пронзившей нас сексуальности, что-то еще, что-то гораздо глубже.
Все еще темно в комнате, а я лежала и думала о том, что теперь позволю себе все. Позволю им все. Открылись совершенно другие горизонты. Общей дружбы, любви, постели. Общих будней, которые можно заполнить всем, чем нам будет нравиться. И да, эта квартира увидит столько любви втроем во всевозможных вариациях, сколько не видела никогда. Потому что не останавливается тот, кто дорвался до самого вкусного нектара в жизни.
