— Я сожалею, — сказал Натан. — Окей? Я очень-очень сожалею.
Гринго вновь повернулся к Макгэрри.
— Он говорит, что сожалеет.
— Да что ты! — ответил Макгэрри, явно не впечатленный раскаянием. — Уверен, не так сильно, как пожалеет уже скоро.
Гринго кивнул и погладил миссис Твинкл под подбородком.
— Кстати, Натан, я спрятал ножи. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь поранился, верно?
Натан поозирался по сторонам, и тело его обмякло.
— Что это значит? Вы пришли сюда, чтобы меня пугать?
Гринго покачал головой.
— О нет, Натан. Видишь ли, в определенных кругах прекрасно известно отношение моего коллеги к мужчинам, лапающим женщин без спроса. Я к тому, что… пойми правильно, у меня, почти как у всех людей, включая монахинь — вот опять, бля, монахиня, ты прикинь, Натан! — не так много времени, чтобы уделять его подобным существам, но он… — Гринго указал в сторону двери, в проеме которой неподвижно стоял Банни, — человек другого уровня осознанности. Он разыскивает нехороших людей и делает все от него зависящее, чтобы привлечь их к ответственности в рамках закона, но если это невозможно, то что ж… — Гринго посмотрел на миссис Твинкл, глядевшую на него с нескрываемой любовью. — Придется представить, что прямо сейчас мы играем в кункен
[70] с содержателем паба, учительницей, банковским служащим и монахиней. — Гринго усмехнулся. — До сих пор поверить не могу… Монахиня!
Натан вздрогнул, когда к нему двинулся Макгэрри.
— Нет, нет, нет, нет, нет…
— Ага, — произнес Гринго, продолжая спокойно сидеть в кресле. — Похоже, ты знаешь, что означает это слово.
В венах Райана забурлил панический адреналин.
— Вы пришли, чтобы избивать меня вдвоем? Очень по-мужски!
Гринго невесело рассмеялся.
— О нет, Натан. Видишь ли, наказывать тебя пришел лишь мой друг.
Скользнув спиной по блестящей металлической двери холодильника, Натан сел на корточки и поднял руки над головой в попытке защититься.
Затем он посмотрел вверх и увидел возвышавшегося над ним Макгэрри.
— Я здесь, — добавил Гринго, — чтобы не дать ему тебя убить.
Глава двадцатая
Банни вошел в комнату для совещаний и поставил перед Гринго стакан знаменитого дрянного чая с железнодорожного вокзала на Пирс-стрит. Гринго поблагодарил кивком, и Банни уселся в кресло рядом.
Они явились сюда сразу после небогатой на события дневной смены в квартале Кланавейл — ну, небогатой по меркам предыдущего дня. Ночная смена подтвердила, что Джон О’Доннелл и Франко Дойл вернулись по домам около часа ночи. Джимми Моран вылез из такси около четырех часов утра в компании пьянющей блондинки. Возле его дома в тот момент дежурили детективы Динни Малдун и Памела Кобелиха Кэссиди.
Прямо сейчас Кобелиха стояла в центре комнаты и рассказывала эту историю остальным членам опергруппы.
— Короче, он привез юную подружку, одетую… Господи, как можно описать ее наряд, Динни?
Динни Малдун, выглядевший как загнанная котом мышь, тем не менее наслаждался красочным рассказом своей напарницы.
— Позвольте попробую, детектив Кэссиди, — загудел его голос с сильным западным акцентом. — Наряд молодой леди, о которой идет речь, можно было бы охарактеризовать, как, хм… скудный.
Кобелиха приложила палец к кончику носа и указала им на Малдуна.
— Скудный… «Скудный» — удачное слово, детектив Малдун. Ее наряд определенно был скудноват.
Смешки членов почтенного собрания смешались со стонами.
— В общем, — продолжила Кобелиха, — подходит Моран к машине, машет нам и кричит в окно: «Надеюсь, вы хорошо провели ночь, офицеры» и тому подобную хрень.
— Вот гондон!
— Не то слово. А потом он загибает девушку на нашем капоте и начинает драть ее насухо!
Кобелиха с энтузиазмом изобразила пантомиму, склонившись над одним из столов.
— И он такой: «О да, ей нравится! Мы будем пороться тут всю ночь напролет!»
— Этот человек истинный поэт! — вставил Малдун.
— Лично я, — продолжила Кобелиха, — арестовала бы его прямо там за мошенничество. Учитывая количество стероидов, которые жрет этот барбос, единственный шанс для его маленького динь-дона доставить кому-нибудь удовольствие — это напялить на него костюмчик и устроить кукольное представление.
Четырнадцать офицеров разразились дружным хохотом.
— В любом случае хорошего понемножку. Мы выходим из машины, и Динни отводит героя-любовника в сторону.
Малдун наклонился вперед.
— Я так и сделал. Я объяснил мистеру Морану, что его образ действий слишком навязчив и что, согласно статье 5 закона «Об уголовной юстиции и общественном порядке» 1994 года, предусмотрена уголовная ответственность для лиц, демонстрирующих от полуночи до семи часов утра оскорбительное поведение в общественном месте.
— Господи, Динни! — воскликнул Банни. — Как я люблю твои длинные цитаты! Ну и как это воспринял перекачанный придурок?
— Забавно, что спросили именно вы, детектив Макгэрри. Не очень хорошо, но и не так плохо, как я надеялся. Я рассчитывал, что он ударит меня и мы сможем обвинить его в нападении на полицейского. Увы, не повезло. Вместо этого он устроил целый концерт: «Это притеснение! Кого я задеваю?» Я хотел ответить «меня», и не в последнюю очередь оттого, что у меня сейчас дома пара десятимесячных младенцев и, скажем так… прошло уже довольно много времени с тех пор, как я и миссис Малдун находились в одной комнате в полном сознании, не испачканные детской отрыжкой.
— Супружеские свидания в большом дефиците в доме Малдунов, — подтвердила Кобелиха. — Мне так его жаль, что я уже начала подумывать пригласить его к себе домой, чтобы позволить понаблюдать.
— Так вы его не арестовали? — спросил детектив-сержант Джон Куинн, известный своим слегка заторможенным чувством юмора.
— Нет, — ответила Кэссиди, — конечно нет. Верхолаз приказал, чтобы мы не допускали ни одного повода для обвинения нас в притеснении, как бы заманчиво это ни выглядело.
— Тогда в чем смысл? — продолжил задавать вопросы Куинн, не замечая, как все вокруг закатывают глаза.
— Оу, — сказал Динни, — детектив Кэссиди, вы не против просветить детектива-сержанта Куинна?
Он посмотрел на Кобелиху, предоставляя своей партнерше по комическому дуэту возможность поставить финальную жирную точку.
— Короче, пока Динни беседовал тет-а-тет с Мораном, я болтала с его подружкой. Я говорю ей: «О да, мы следим за ним, поскольку он находится под наблюдением». Она, кстати, знала. И кажется, получала от этого удовольствие. Любовь к плохим мальчикам и всякое такое. Поэтому я говорю: «Да, мы следуем за ним до спортзала, до магазинов, до кожвендиспансера».