Дверь распахнулась, и Картера отбросило в глубину коридора. Динни ринулся вслед за ним.
Гринго проскользнул в дверь перед Банни.
Динни нависал над распростертой на полу фигурой Картера и осыпал его ударами с двух сторон. Картер закрывал лицо руками, но в остальном не делал ни малейших попыток к сопротивлению.
Гринго ухватил Динни за руки, чтобы прервать избиение. В худом, как английская гончая, Динни было 178 сантиметров роста, однако Гринго и Банни потребовались все силы, чтобы оттащить брыкавшегося и воющего Динни от Картера.
— Я убью тебя, убью, завалю на хуй!
Они отпустили Динни лишь тогда, когда сумели выволочь наружу. И только для того, чтобы вновь ухватить его, когда он попытался броситься обратно.
Гринго заключил Динни в медвежьи объятия и силой повел на противоположную сторону улицы, где до сих пор стоял «Форд-Гранада» с открытыми дверями.
Оглядевшись, Банни заметил нескольких соседей, стоявших на крылечках и таращившихся в их сторону. Он развернулся и пошел обратно в дом. Томми Картер лежал на полу и спокойно прижимал платок к носу, из которого непрерывным потоком текла кровь. Уголок его слабо улыбавшегося рта и правый глаз уже начали опухать. Подняв взгляд, Банни увидел испуганную Эмер, стоявшую наверху лестницы.
— Офицер, — сказал Томми, улыбнувшись чуть шире, — я бы хотел заявить о нападении и угрозах моей жизни.
— Понятно, — произнес Банни, чувствуя, как у него неприятно засосало под ложечкой. Затем он посмотрел на Эмер. — У вас найдутся свидетели?
Томми продолжал улыбаться.
— Мне не нужны свидетели.
Он указал куда-то за плечо Банни.
Повернувшись, Банни увидел камеру наблюдения над дверью, в поле зрения которой попадал весь коридор.
— Лишняя осторожность не мешает никогда.
Глава двадцать четвертая
Комиссар Гарет Фергюсон стоял на балконе в халате и тапочках с длинной сигарой в зубах. Он сердито смотрел на дорожное движение внизу, будто именно на нем лежала ответственность за все неудобства его жизни.
Детектив-инспектор О’Рурк распахнул балконную дверь и вышел к комиссару. Фергюсон даже не обернулся.
— Закрой чертову дверь, Финтан. Если доктор Джекоби почует запах дыма в своем кабинете, упрекам не будет конца.
Когда О’Рурк осторожно затворил дверь, Фергюсон вынул сигару изо рта и осмотрел ее со всех сторон.
— Господи боже мой, это всего лишь паршивая сигара. Можно подумать, я писаюсь на ковер. Чертовы доктора!
Он снова затянулся.
— Да, сэр, — дипломатично ответил О’Рурк.
Под теплым домашним халатом Фергюсона развевался на ветру подол халата больничного.
— Э-э… Вы уверены, что сейчас подходящее время, сэр?
Фергюсон вскользь глянул на О’Рурка.
— Поверь мне, Финтан, для такого разговора подходящего времени не существует.
— Я понимаю, сэр, просто… Я о том, что… Могу я выразить, как мне было жаль узнать о вашем…
Фергюсон повернулся и посмотрел прямо на него.
— О моем чём?
— О вашем состоянии здоровья, сэр.
— О состоянии здо… Вы выжили из ума, Финтан? Как вы думаете, что именно со мной не так?
— Очевидно, вы хотите сохранить это в тайне, сэр, и я вас полностью понимаю. Мне просто жаль, что…
Финтан махнул рукой в сторону кабинета, через который он только что прошел. Фергюсон возвел очи к небу.
— Господи, один из лучших детективных умов нашей страны за работой. «Мои дела узрите, люди, и отчайтесь!»
[74] Я здесь, Финтан, чтобы удалить со спины доброкачественную кисту. Причина, по которой я стою на балконе главного невролога страны, заключается в том, что его вторая половина дружит с моей женой на почве игры в бридж. Обладая одним из двух балконов в этом богом забытом святилище хирургов, он любезно позволил мне выкурить на нем чертову сигару.
— О.
— Ага. Так что пока не спеши отправлять резюме на соискание моей должности. Ты знаешь, что такое доброкачественная киста, Финтан?
О’Рурк не ответил, правильно рассудив, что этого и не требуется.
— Это кусок жирной бесполезной плоти, который просто торчит и не выполняет никаких функций, кроме того, что выглядит паршиво. В каком-то смысле он похож на предыдущего министра юстиции. В отличие от него, нынешний больше смахивает на маленький раковый прыщик, который — если его вовремя не удалить — однажды приведет нас к смерти.
Еще один порыв холодного ветра заставил подол больничного халата Фергюсона взметнуться вверх. Он поплотнее закутался в бордовый домашний халат и сплюнул на пол.
— Какого черта я должен носить эту позорную одежду с открытой жопой? На операционный стол мне только через два часа. Во имя всего святого и доброго — ну что случилось бы плохого, если бы я провел это время в своей уютной шелковой пижаме? — Внезапно Фергюсон шагнул вперед и посмотрел на О’Рурка сверху вниз. — Ты только что ухмыльнулся, Финтан?
— Нет, сэр.
— Любой цивилизованный человек в твердом уме знает, что пижама — это несправедливо оклеветанный вид одежды. Да, можно спать во всей своей прекрасной наготе под взором Господа, как Адам в Эдемском саду, но следует помнить: если ваш дом охватит пожар, то вокруг вас и вашей жены начнет разгуливать куча здоровенных пожарных с большими шлангами наперевес, пока вы будете прикрывать свою испуганную маленькую пипирку, наблюдая, как мирское имущество обращается в прах.
О’Рурк изо всех сил постарался сохранить на лице маску невозмутимой искренности.
— Спасибо за совет, сэр, я буду иметь его в виду.
— Да уж, Финтан, имей его в виду, черт тебя дери, поскольку — не знаю, заметил ты или нет, — твой чертов дом прямо сейчас пылает огнем!
Фергюсон отвернулся и вновь уставился на дорожное движение. На несколько мгновений воцарилась тишина. Фергюсон стряхнул с кончика сигары пепел, отправив его в танцующий полет на зимнем ветру.
— Ну и как, черт возьми, это произошло?
О’Рурк извлек из кармана блокнот, в котором не особо нуждался, и открыл нужную страницу.
— В 8:43 детектив Дэннис Динни Малдун вернулся домой после двенадцатичасовой смены по наблюдению за домом Томми Картера и увидел, что жена его, Тереза, пребывает в крайне встревоженном состоянии. Утром она вошла в спальню их детей-двойняшек, Джека и Джорджии, и обнаружила двух плюшевых мишек с отрезанными головами и ножами, воткнутыми в область сердца.
— Господи! — вырвалось у Фергюсона.
