– Так. Сестра ее в Ленинграде огорчилась, что денег больше не будет каждый месяц, она там с дитями одна без мужа живет, сюда до того, что случилось, и не собиралась приезжать, родственницу проведать, – согласился Мальцев. – Зато теперь квартира ей досталась, и запрятанные ценности придется вручить, трудовые доходы, так сказать. Так что выезжает при первой же оказии, в наследство вступить. Ты мне вот сам скажи, чего такой сентиментальный стал? То детишки тебя волнуют, то Ферапонтова эта. Размяк ты, Сан Саныч, Гирин ваш мне как-то рассказывал, что вы с ним басмачей шашками рубили и не морщились, а сейчас вон прямо как девица на выданье себя ведешь. Отдохнуть тебе надо, на курорт съездить, морским воздухом подышать, жирного поесть хорошенько да баб полапать, а то ребята твои хоть и молодцы, но без тебя никуда. Ладно, поговорили, и хорошо. Карманников я забираю, грабителей вокзальных – тоже. Хоть что-то будет, чтобы этому Якушину из столицы показать, потому как чувствую, не увидеть нам банковских денег никогда.
Произошедшее в городе волновало не только сотрудников органов правопорядка. Травин так и не оставил идею пробраться в ресторан и там всех хорошенько порасспросить, пользуясь служебным положением. Но перед этим он решил посетить злачное место, так сказать, инкогнито, под видом простого посетителя.
Солидная по уездным меркам публика собиралась в «Ливадии» часов в десять вечера – пошвырять червонцы друг перед другом. Днем заведение вело себя гораздо скромнее – там давали недорогие обеды из того, что не съели накануне, по шестьдесят копеек с носа, чем и пользовались служащие совучреждений и просто проезжие, благо ресторан находился недалеко от вокзала и практически в центре города. Когда рабочий день в учреждениях заканчивался, цены в «Ливадии» подрастали до полутора рублей, на эту сумму можно было взять недорогую мясную или рыбную закуску и что-нибудь из горячего, а если добавить еще рубль – то и паюсной икорки с копченой осетриной. Тут уже появлялись работники властных органов, которым с нэпманами сидеть было вроде как не с руки и не с зарплаты, а разгульной жизни хотелось. Тем более, сразу после плотного ужина можно было переместиться в расположенный рядом кинотеатр «Колизей» и там уже культурно завершить вечер.
Операцию проникновения Травин решил совместить с приятным, подхватил после рабочего дня Любу Акимкину и, не слушая возражений, поволок в ресторан. Машинистка бывала там несколько раз, впечатление на нее произвел разве что швейцар, который в дневное время отдыхал, а так особого восторга она не высказала. Да и публика была знакомая – за одним из столов сидел даже секретарь профсоюзной ячейки, запивая водкой расстегай. Ни певички, ни музыкантов на сцене не было, кроме одинокого тапера, который наигрывал какую-то игривую мелодию.
Сергей деньги на ветер швырять не стал, заказал по отбивной с разваренной молодой картошечкой, форшмак, пирожки и небольшой графинчик с водкой. Сам он почти не пил, а вот Люба не отказывалась, раскраснелась, громко смеялась и пыталась сесть к Травину на колени. В какой-то момент ей это удалось, несмотря на неодобрительные взгляды вокруг.
– Представляешь, – хихикая, говорила она Сергею прямо в ухо, – мне Сенька рассказал, по очень большому секрету. Пообещай, что никому-никому не скажешь.
– Обещаю, – заверил тот.
– Дружки его, Кучер и Весло, про которых ты спрашивал, эту столовку обнесли.
– Как обнесли?
Люба засмеялась до слез в глазах и некоторое время не могла говорить. Наконец она отдышалась, но с коленей Сергея не слезла.
– Да недели две назад. Сенька-то на стреме стоял, говорит, нэпманы им чуть ли не сами в карманы деньги совали. Ему двести рублей перепало, так этот паразит все пропил, чтоб ему сгореть где-нибудь. Да еще плакался, что надули его дружки, сами-то две тыщи рубликов набрали и меж собой поделили.
– А как же охрана?
Люба отодвинулась от Травина, плюхнулась на соседний стул, рыгнула. Стала мрачной – за что Сергей пьяных не любил, так в том числе и за такие перепады настроения.
– Не любишь ты меня, Сережа. Сенькой больше интересуешься, чем мною, мамка спрашивала уже, что ты так часто к нам заходишь, когда женихаться будешь, а то люди-то всякое думают.
– А ты?
– Брак – буржуазный пережиток, – фыркнула Люба. – Свободные отношения – это завоевание революции, и мы его не отдадим. Ясно тебе?! Но замуж все равно хочется. Может, я плохая комсомолка? А ну скажи!
– Это уж вашей комсомольской ячейке решать, – дипломатично ответил Травин.
– И решит! – девушка вскочила, покачнулась, ухватилась за стол, уронив пустой уже графин с водкой. – Сейчас же пойду и спрошу. Сиди здесь и никуда не уходи.
Сергей попытался ее удержать, но Люба его оттолкнула и неверным шагом направилась к дверям. По пути она повисла на официанте, чуть было не смахнув с подноса тарелки, потом кое-как вписалась в створку и исчезла в полумраке коридора. Травин выскочил вслед за ней на улицу, еще раз схватил за локоть, чтобы остановить, и получил ладонью по шее.
– Отвали! – заорала машинистка, заставляя прохожих остановиться и с интересом прислушаться. – У тебя только одно на уме, кобель! А я честная девушка. Что, не ожидал, к другим привык, сволочь? Пусть тебе давалки дают, к шлюхам иди! Я не такая, я пьяная. Ох, как же я напилась. Что я хотела сказать? А! Убирайся с глаз моих. Все.
Девушка плюхнулась на мостовую, попыталась свернуться в калачик и засопела – от последнего фужера ее развезло окончательно. Сергею не оставалось ничего, кроме как взвалить ее на плечо, одновременно доставая деньги и расплачиваясь с подскочившим официантом, донести до дома и сдать с рук на руки матери. Та свою дочь такой уже видела, так что не удивилась, только виновато поморщилась.
Теперь нужно было найти Кучера и его приятеля. Как они выглядели, Травин только примерно представлял, зато знал, кто именно на них покажет. Вот только Рябого дома не было, а мать Любы на вопрос, где он, отмахивалась и утверждала, что тот иногда по нескольку дней не появляется. Сказала только, что если он, Сергей, этого подлеца проучит хорошенько, то она ему благодарна будет, тем более что он, то есть Травин, уже почти как член семьи. Прямо в точку попала, после этих слов Сергей вылетел из гостеприимного дома как ошпаренный и зарекся туда возвращаться.
Кроме того, и в своем доме дел было полно: привезенная на прошлой неделе подвода стройматериалов была к делу пристроена только наполовину, важную часть работы – вставку стекол в побитые окна – он оставил на воскресенье, а пока не пришла окончательно дождливая погода, вместе с Петром и его братом крышей занимался, латая и заваривая поврежденные участки.
Рогожск – городок небольшой, быстрым шагом за час можно пройти, но Сергей не очень торопился, четыре рубля, оставленные в ресторане, были потрачены не зря, новая информация требовала осмысления. Помнится, один из нэпманов, тот, что куличи пек, говорил что-то о налетчиках, которые видели Пашку Чухонина, сына Афанасия, с двумя подозрительными личностями. И приятелей Сеньки он знал, а значит, и они могли знать этих двоих. Что все это завязано в один узел, Травин мог зуб дать, чуял, они все в этом ограблении замешаны. Не исключено, что эти двое и послали рябого брата Любы за ним проследить, прежнюю банду он, Сергей, считай, на три четверти извел, и у залетных урок, или скорее, по описанию хозяина булочной, жиганов, людей своих почти не осталось. Вот и мыкаются по городу, ищут из приблатненных, а значит, дела у них тут незаконченные есть. Дав себе зарок еще раз встретиться с Мальцевым и поговорить начистоту, Травин свернул в переулок, соединяющий две идущие вдоль реки улицы, и напоролся на чей-то злобный взгляд.
