– Так на урок не похожи, по виду офицеры бывшие из беляков, держались спокойно, кто ж еще может быть.
Сергей оставил Кучера в покое, подошел к Веслу, присел рядом с ним на корточки.
– Слышь, Гриш, ты ведь соображаешь все.
Тот быстро-быстро закивал головой, со страхом и ненавистью глядя на Травина.
– Способности у тебя есть, а занимаешься всякой фигней, хотя дело твое. К завтрашнему дню портреты этих залетных мне сообрази. Будешь плохо стараться, я покажу тебе, как ногу можно за раз сломать в четырех местах. А будешь хорошо стараться, не покажу.
– Я их видел один раз, и то мельком, – угрюмо сказал Лодочников.
– Тут, тут, тут и тут, – показал прямо на его ноге Травин те места, где нога будет сломана.
Гриша поежился и снова часто-часто закивал.
Тут очнулся Рябой, закричал дурным голосом, вытащил из кармана выкидушку и бросился на поднявшегося Сергея. Тот подождал, пока Сенька приблизится достаточно близко, и ударил его ногой в живот. Рябой сложился пополам, нож у него из рук выпал и покатился по полу, замерев возле Гриши. Тот поспешно отодвинулся, чтобы Травин не подумал, что он, Весло, тоже хочет напасть. Сергей насмешливо хмыкнул.
– Физическое воздействие – оно и разум укрепляет, – вспомнил он слова своего учителя физкультуры. – Где я живу, вы знаете. Завтра деньги, которые у детишек забрали, отдать вдвойне – так поступать нехорошо. Картинки жиганов принесете, и чтоб не каляки там маляки были, а в полуанфас. Вон, Кучер знает, что это такое. Проведаю, что обмануть хотели или вдруг дружка своего Валета предупредить решили, еще хуже – если вдруг сбежать решите по дурости, подвал у меня есть, там и замурую трупы ваши, места много, хватит на всех. Ах да!
Он подошел к Кудрину, который испуганно зажмурился, и резким движением вправил ему палец обратно.
– Я ж не зверь какой.
Весло дождался, пока дверь захлопнулась, и тут же бросился к комоду, по пути пнув Рябого ногой.
– Ты-то за что, – заныл тот, – а этого урода завтра на пику подымут, я постараюсь.
– Заткнись, придурок. Из-за тебя все, – Гриша рылся в комоде. – Где тут бумага лежала и карандаши?
– В нижнем ящике, – подсказал Кучер, баюкая палец. – Эх, Валету не рассказать, он бы деньжат отсыпал. Но я не дурак с этим как его там связываться. И тебе не советую. И тебе, Рябой.
Последние слова он сказал с сомнением. Рябой при слове «деньжата» встрепенулся, кое-как дополз до двери, поднялся, держась за ручку, пару раз глубоко вздохнул и вылез наружу. Кучер проводил его внимательным взглядом.
– Дурак, – сказал он. – Ой дурак, побежал закладывать. Он ведь и нас с тобой заложит, да?
– Что делать будем? – Весло посмотрел на дверь. – Может, его того?
– Не, пусть бежит. Я же сказал, что Валета в городе нет, а то, что он у Клопа на малине сейчас отлеживается, Рябому знать не надо. К Клавке сунется, та корешам стукнет, глядишь, и вправду от этого верзилы избавимся. А нет, с нас спрос маленький, Клавка нас закладывать не будет, ума хватит, повязаны мы. Так что ты рисуй, Гриша, да покрасивше.
Травина взяли прямо в коммунхозотделе, он заприметил милиционеров, еще когда в здание входил, трое служителей порядка курили, а при виде него нервно зашептались. Сергей уж хотел было подойти, спросить, не его ли ждут, вроде как пошутить, а оказалось – не шутка это. Сначала секретарь, когда он добрался до приемной через несколько подотделов, сказала, что Кац его ищет очень срочно, потом самого Каца в его кабинете не оказалось, а вместо него обнаружились еще три милиционера, вооруженных наганами.
– Гражданин Травин? – грозно спросил старший, с квадратом на красной петлице.
Сергей протянул удостоверение инспектора коммунхозотдела, командир отделения, видя, что задерживаемый не сопротивляется и личности не скрывает, чуть расслабился. Но наган не опустил, так и косил глазами то на Травина, то на красную книжечку.
– Вас вызывает следователь, – наконец сказал он.
– Просто вызывает? – уточнил Сергей.
Милиционер слегка замешкался. В повестке было указано – «в качестве свидетеля», но на словах он получил строгое распоряжение доставить задержанного под усиленной охраной и поместить в камеру.
– Просто, – наконец ответил он. – Но приказано проехать с нами безотлагательно.
Последнее слово он произнес по слогам, оно было красивое, но длинное и трудное.
Семейная банда, промышлявшая воровством вещей пассажиров и прирезавшая по пьяни машиниста литерного поезда «Москва— Владимир», в полном составе сидела в камере. Трое молчаливых среднего возраста, побитых жизнью, но еще крепких мужиков, повздорили с кочегаром, получили от него лопатой и пошли разбираться в кабину паровоза. Ругань закончилась потасовкой, разбитой головой кочегара и ножом в правом боку машиниста, от греха подальше его засунули в пышущую жаром топку, где тот и обгорел до неузнаваемости, и теперь обычным ворам, в подпитии пошедшим на мокрое дело, грозила сто тридцать шестая статья – десять лет лишения свободы. Правда, следователь намекнул, что если они проучат одного человека, то статью он им изменит на сто тридцать восьмую, а это, если учесть пролетарское происхождение задержанных, всего год исправительных работ.
Кроме них, в камере сидели тихий, интеллигентного вида старичок, обвинявшийся в растрате профсоюзной кассы, и молодой человек примерно одного с Травиным возраста, в широких штанах и косоворотке. Им достались нары рядом с окном, братья заняли остальные три, расположившись на нижних лежанках. Пожилой испуганно жался, а вот ровесник Сергея сидел совершенно спокойно.
Травин тюремные обычаи теоретически знал, в интернетах что только не понапишут, но плевать на них хотел. Поэтому, когда на него уставились пять пар глаз, он просто подошел к самым дальним от параши нарам, на которых сидел старший из братьев, и скинул его вниз. Командир отделения пообещал, что ждать ему придется недолго, максимум час, потому как товарищ Мальцев на срочном совещании, после которого тут же приедет.
Вышвырнутый Сергеем убийца еще пытался встать, когда Травин улегся на его место, скинув пиджак, положил руки за голову и закрыл глаза. Нары были коротковаты – ступни высовывались за пределы лежанки.
Камера была грязной и вонючей, но Сергею приходилось и в худших условиях спать, он собирался вздремнуть, как-никак ночной сон вышел коротким.
– Борзый, – наконец сказал старший бандит, и двое его братьев тут же вскочили. – Ты, сука, на кого руку поднял?
Сергей отвечать не стал, вступать в перепалки – последнее дело. По его разумению, угрожать кому-то не было смысла, если эти угрозы не подкрепить делами. Так что с его точки зрения бывший хозяин нар поступал неразумно, начиная со слов, а не с хорошего удара кулаком.
– Слышь, Кузьма, похер на следака, гасить его надо, – сказал один из младших братьев.
