– Что вам сказали?
– Что займутся. Антон, они займутся! Просто взяли у меня заявление, фотографию, и на этом всё.
Женщина не выдержала и начала плакать.
– Галина Ивановна, прошу вас. Расскажите мне всё. Как вы узнали? Они звонили?
– Нет, не звонили. Мне – Жека, дружок Сашкин. Он видел. Ударили по голове и в фургон затащили, с тонированными стёклами. Антон, что же это такое? Что происходит?! Кто это такие и зачем им Саша?!
– Я не знаю, Галина Ивановна, – медленно произнёс Антон, хотя одна мысль по этому поводу у него всё же имелась.
– Это из-за его… вашей особенности?
– Не знаю… Может быть. Но, Галина Ивановна, со мной всё в порядке. Я жив-здоров, а значит с Сашкой то же самое.
Это немного успокоило несчастную женщину.
– Да, Антон, простите. Ведь если Сашу ударили по голове, то и вам досталось.
– Я почувствовал, почему и позвонил вам, – стараясь придать голосу бодрости, ответил Антон. – Но сейчас я в норме. Поэтому успокойтесь. Я постараюсь всё выяснить. Обязательно вам позвоню. И если вам что-то станет известно, сразу набирайте. Держите телефон при себе и заряженным.
– Да, Антон, хорошо, – в её голосе появилась робкая надежда.
– Выпейте успокоительного и ждите. Уверен, скоро всё выяснится.
Антон отключился, посмотрел на Риту, потом на Виктора в поисках поддержки и идей по поводу того, что могло произойти и как теперь быть.
Товарищ сразу засобирался:
– Телефон оставь себе, я новый куплю, потом свяжусь с кем только можно, и если что-то выяснится, сообщу. Думаю, из дома тебе пока лучше не выходить, хотя бы недельку. И Рите тоже. Продукты привезу. Доставай карабин, патроны и будь начеку.
– Хорошо. Ты думаешь, это связано с артефактом?
– Нет, естественно! Сашка же сын миллионера. Его похитили, чтобы потребовать с отца выкуп. Или нет, погоди, он же юный гений, который изобрёл формулу вечной жизни. Антон, не тупи! Конечно, это связано с артефактом. Так или иначе. Кстати, выкуп весьма неплохая идея: похитить его, а шантажировать тебя. Может, молокосос сам же это и организовал!
– Своё похищение?
– Да запросто! Вот увидишь, в ближайшее время тебе позвонят.
Но он ошибался. Никто не позвонил. Ни Антону, ни Сашкиной матери. Ни писем с угрозами, ни записок. Вообще ничего.
Прошёл день. Потом второй. Ничего необычного не случалось.
По настоянию Виктора, Антон с Ритой остались на «осадном положении»: из дома не выходили, шторы не отдёргивали. В телефонах включили режим записи всех разговоров, но общались лишь между собой и с Галиной Ивановной, у которой тоже ничего не происходило. Днем она обивала пороги полиции, вечером созванивалась с Антоном. Утром снова шла в полицию, уже в высшую инстанцию, но когда там узнавали, что речь идёт о подростке, то интерес сразу угасал: ясное дело – сбежал из дому, не первый случай и не последний, отыщется потом. В похищение никто из представителей правопорядка особо не поверил, тем более требований не поступало. Друга Сашкиного выслушали, показания записали и отпустили, провожая кривыми ухмылками: мол, под кайфом ещё и не такое кино увидишь.
Виктору по своим каналам тоже ничего узнать не удалось. Прошло ещё два дня. Ситуация не поменялась, кроме того, что Антон стал нервозным. Его напрягала эта неизвестность. Он ходил, каждую секунду ожидая нового «удара» по затылку. Плохо спал, почти перестал есть. Хотелось убежать подальше от всех, закрыться в каком-то удалённом и уединённом месте, чтобы хоть на миг, хотя бы на мгновение почувствовать себя в безопасности. Его состояние вызывало нешуточную тревогу у Риты. Антон видел, что она старается поддерживать его, помогать, но не мог ничего с собой поделать. Он боялся. Пятый день начался с уже обычного звонка Галины Ивановны. Новости по-прежнему отсутствовали. Антон знал, что она чувствовала и понимала его состояние и, несмотря на собственное горе, старалась помочь, как-то успокоить, настроить на позитивный лад, но выслушав её, он откладывал телефон и начинал ходить по комнате, как загнанный зверь.
В конце концов он не выдержал. Схватил из бара бутылку водки, плеснул в стакан и залпом выпил. Потом ещё. Алкоголь практически сразу ударил в голову. На какое-то время Антона отпустило. Он налил ещё и с чувством облегчения плюхнулся в кресло.
– Ну что, Сашка, повеселимся? – спросил он в пространство и влил в себя третью порцию.
Хмель быстро завладел разумом и телом, принеся спокойствие и отрешённость. Потом что-то укололо руку на сгибе локтя. Антон вяло провел ладонью, не придав значения, и вдруг начал стремительно трезветь.
Когда он это осознал, то испугался до такой степени, что начал материться в голос, кляня неизвестно кого и непонятно за что.
Прошло ещё несколько дней. Изможденный Антон перестал отвечать на звонки Галины Ивановны, все равно ничего нового она сообщить не могла. Крайне мало спал, редко ел. При этом он всё это прекрасно осознавал. И он боролся. Боролся со страхом, с нервным напряжением, с самим собой. Но понимал, что проигрывает. Требовалось что-то менять. Так продолжаться не могло. Прошло две недели с Сашкиного похищения, когда Антон решился. Взяв канцелярский нож с острым лезвием, он закрылся в ванной, собрался с духом и вырезал у себя на предплечье: «Ты где».
Чтобы послание дошло, порез нужен глубокий: артефакт должен воспринять повреждения, как опасные для организма, и разделить их со вторым носителем. Кровь стекала по руке, капала в раковину, резко контрастируя с белой керамикой. Антон посмотрел на себя в зеркало и увидел, в кого превратился. Измождённый, осунувшийся, постаревший. Он сидел в ванной больше часа, глядя, как затягиваются раны. Ответа от Сашки не пришло.
– Да пошёл ты! Пошли они! – психанул Антон и начал крушить всё, что попадалось под руку.
– Антон, Антон! Открой! Что происходит?! – раздался из-за двери испуганный голос прибежавшей Риты.
Он вышел к ней уже совершенно спокойным. Посмотрел ей в глаза и произнёс:
– Моя хорошая, сделай мне завтрак. Я еду на работу.
И улыбнулся.
Прошло ещё несколько дней. Антон сидел в офисе, изучал бухгалтерский отчет, как вдруг руку пронзила острая боль. Он вскрикнул, схватился за неё и увидел, как пропитывается красным рукав белой рубашки. Судорожным движением, стараясь не орать, он оторвал пуговицу и задрал рукав. Кровь потекла на ковролин под ногами. Через всё предплечье тянулась надпись из глубоких разрезов: «я в зоне. с-х алек-й».
Глава 2
Насыпь, плотно покрытая тёмно-зелёной и жёсткой, как проволока, травой, пересекала всё видимое пространство и скрывалась в мрачном лесном массиве, подпиравшем с обеих сторон вытянутую проплешину бывшего железнодорожного разъезда. Остатки домов до сих пор стояли по обе стороны от насыпи, глядя вдаль слепыми бельмами оконных проёмов, словно ждали на перроне задержавшийся поезд. Неподвижное серое небо и тишина лишь подчёркивали безвременье, опустившееся на это давно покинутое людьми место.
