– Скажи, что ее нашли и с ней полный порядок. – киваю на волчицу. Лекс медленно переводит на нее взгляд. Он не узнает ее, а я вот узнал. Не знаю как и почему. Сентиментальная чушь вроде «сердце подсказало», конечно, не про меня. Наверное, чутье. Запах может, или еще что.
– Эм… мисс Валле? – уточняет Лекс. Волчица нехотя так кивает и снова переворачивается на спину. Чеши!
И Лекс делает страшное – довольно так, поощряюще улыбается мне. Мол, молодец, Рейнар. Так держать. Слышу как Вэл переворачивается на живот.
– Он захочет ее увидеть. Кристоф Валле.
– Подождет до утра. Скажи ему, что мы страшно заняты!
Захлопываю дверь перед его носом. Вижу как Вэл коробит, как волчица трясет головой. Она хочет обернуться, борется со зверем. Мое сердце болтается где-то в желудке.
– Можешь не оборачиваться, можешь обернуться. Ты только успокойся. Ты в безопасности. Я тебя никому не дам в обиду… Вэл?..
Забираюсь коленями на постель, пытаюсь почесать ее, но она лязгает зубами. Проклятье, Лекс! И черт тебя дернул строить мне эти идиотские взгляды! Теперь Вэл думает черти что обо мне!
Она начинает кататься по постели и сваливается с другой стороны. Поднимается уже человеком.
Меня от ее наготы слепит. Мы тут только вдвоем: я, голая Вэл и постель. В голове начинается знакомый белый шум. Сколько раз я ему поддавался. Вот же она, свободная волчица и она меня хочет. Ну так, давай, вперед, Рейнар, разве у тебя еще какие-то критерии есть?
Она смотрит на меня – такая нежная, беззащитная в этом своем хрупком теле. Красивая, белая, аж светится…
Знаю, что если хоть пальцем коснусь – все. Смотреть и то опасно.
Отворачиваюсь, и не глядя бросаю ей платье. Потому что если сейчас уложу ее на спину и трахну – потеряю. Ее – Виолетту Валле – потеряю навсегда, знаю это четко и ясно. Потому что сейчас она не доверяет, а значит нельзя. Боже, чую ее запах… Кажется гораздо легче сдохнуть, чем стоять и сдерживаться. Слушаю как она шуршит юбками одеваясь, а волк внутри бесится так, что у меня башка раскалывается. Не знаю как, но сдерживаюсь.
– Я з-закончила. – заикается она. Оборачиваюсь. Стоит ни жива ни мертва, руки по швам, в лице ни кровинки.
– Добрый вечер, мисс Валле, – говорю так вежливо как могу. Меня разбирает смех. Ну и ситуация.
– Мистер Хардман… я… я не могу найти слов, чтобы… – Вэл от волнения часто дышит, а платьице то совершенно не скромное. Гляжу в ее декольте с мукой. Иду к столу, шарю по ящикам. Писем я не пишу, стишки не сочиняю, но стол с бумагой все же у меня есть, так уж положено. За ним и писать учился в свое время.
Подтаскиваю к нему кресло, не церемонюсь, ножки скрипят по полу так, что Вэл вздрагивает.
– Садитесь. – она безропотно подчиняется. Теперь ее волчица проснулась, и она будет мне подчинятся хочет она того или нет. Я альфа ее стаи. Да только мне ведь этого мало. Мало, черт побери! С ней – мало.
Достаю бумагу и пишу:
«Брачный договор ехидны и идиотки Вел Валле и осла и в прошлом(подчеркнуто) кобеля Рейнара Хардмана.
Пункт первый: Драные секреты артефактов Валле все остаются тебе. Нахрен они мне не сдались. Ясно тебе, дура(зачеркнуто) милая?!
Пункт второй:»
Двигаю к ней листок и кидаю ручку. Она осторожно берет листок, читает. Поднимает на меня взгляд.
– Пиши. – приказываю.
– Что писать?
– Что хочешь. Второй пункт твой.
Вэл выпрямляется и берет ручку. В поджатых губах, строгом внимательном взгляде и прямой спине вижу ее обычную, привычную, и у меня теплеет на сердце.
Пишет она долго. Наконец, двигает листок ко мне. Читаю:
«Пункт второй: Рейнар Хардман обязуется пресечь все отношения личного характера имеющиеся на момент заключения этого соглашения и не заводить новых вплоть до расторжения брака по инициативе супругов или по причине безвременной кончины одного из них. Как «внебрачные отношения» квалифицируются ВСЕ(подчеркнуто три раза) виды физической близости включая прикосновения, поцелуи и ласки, независимо от формы тела (оборотническая или человеческая), характера партнерши (человек, двуликая, вампир), места, времени или эмоционального состояния ( аффекта, опьянения, магического или наркотического воздействия, воздействия вампирской ауры).»
Прикусываю губу, смеюсь. Понимаю, что от Вэл ничего меньшего и ждать было нельзя.
Пишу:
«Пункт третий: мы трахаемся друг с другом столько, сколько хотим, когда хотим и где хотим.»
Двигаю к ней. Читает, краснеет, дыхание замирает, а потом частит. Мы встречаемся взглядами. Пожалуйста, Вэл, давай скорее закончим с этой бюрократией. Пожалуйста…
Она зачеркивает «где хотим». Демонстративно показывает мне это. И вписывает еще один пункт. Читаю:
«Пункт четвертый: проявления близости, за исключением прикосновений к рукам, лицу, волосам, поцелуев без языка (тут у Вэл явно дрогнула рука, буквы кривущие), в публичных местах недопустимы. Веди себя прилично!»
Быстро корябаю следующий пункт.
«Пункт пятый: волчат столько, сколько получится.»
Вэл хмурится. Мое сердце замирает. Как ни крути, а для меня этот пункт чертовски важен. На листке появляется пункт шестой:
«Пункт Шестой: Мисс Валле свободно продолжает работу в области артефакторной механики и городского благоустройства в любое время, которое она находит свободным от обязанностей супруги и матери.»
Перечитываю все пункты, пытаясь понять считаю ли я себя при таком раскладе обделенным. Двигаю листок к ней. Она непонимающе смотрит.
– У меня все, – поясняю. – Есть еще что вписать?
Вэл внимательно просматривает текст.
– Если не углубляться в юридические термины, то этого достаточно.
Ставлю размашистую подпись «Рей Хардман». Вэл дрожащей рукой подписывается «Виолетта Грентон Виттельсбах».
Ну все, у меня на слова уже сил нет. Встаю обхожу стол. Выдергиваю ее из кресла и рву тесьму на лифе платья.
Вэл бессильно обмякает в моих руках. Боже, маленькая, да как же ты держалась-то?
Платье рву к чертям, она снова голая, подхватываю несу на постель. Ее трясет. Сейчас, сейчас, малышка, все вижу, не до игр. Осторожно укладываю, быстро скидываю одежду и ложусь рядом.
Поворачиваю ее на бок, прижимаю к себе, поднимаю ногу, подхватив под коленом. Мне даже трогать не надо – нюхом чую как жарко она течет. Дыхание Вэл срывается, она даже стонать не может – так горит.
Пристраиваюсь. Ее горячие ягодицы трутся о мои бедра, Боже, наконец-то! Встает у меня мгновенно. Придерживаю член рукой, нахожу нежную впадинку. Раздвигаю головкой, проталкиваюсь внутрь, вхожу медленно, немного опасаюсь, у нее ведь впервые, хотя двуликим обычно не больно. Но она только дрожит – болезненно, сильно, жадно дрожит. Все ее тело поет – наконец-то! – и я отпускаю себя.
