– Меня зовут Голландия. – Она сложила руки перед собой, и свет отразился от камней в ее кольцах. Она смотрела на меня.
Уэст сделал шаг ко мне; я же, не зная, что сказать, смотрела на нее в ответ.
Изумленный взгляд Голландии пробежался по моему лицу.
– Ты Фейбл, – нежно сказала она.
– Да, – ответила я.
В углу, скрестив на груди руки, к стене у горящего камина прислонялся Клов. На каминной полке стоял обрамленный портрет, и как только мой взгляд сосредоточился на девушке в красном платье, чью голову окружал позолоченный нимб, у меня сперло дыхание.
Изольда. Моя мама.
– А ты, должно быть, Уэст, – проговорила Голландия, переводя на него взгляд. – Капитан теневого корабля Сейнта.
Уэст замер. Ему хватило ума, чтобы не возразить ей, но его взгляд мне совсем не понравился. Я боялась, что он вот-вот что-то вытворит, отчего ему перережут горло.
– Да, я прекрасно знаю, кто ты. – Голландия ответила на его незаданный вопрос. – И прекрасно знаю, чем ты занимаешься.
Я перевела взгляд между ними. Как такой человек, как Голландия, мог знать что-то о Уэсте, когда никто в Узком проливе не знал?
– Чего ты хочешь? – напрямую спросил Уэст.
Она улыбнулась.
– Не беспокойся. До этого мы дойдем.
– Голландия. – Голос Золы поглотил тишину, но стоило ей посмотреть на него грозными глазами, как он сразу же закрыл рот.
Трещина в его невозмутимом внешнем виде теперь превратилась в глубокое ущелье. Здесь Зола не обладал властью, и все это понимали. Казалось, что не волнуется только Клов. Не знаю, бояться ли мне от этого или, наоборот, успокоиться?
– Не думаю, что ты в списке приглашенных на это торжество, Зола, – заговорила Голландия, ее голос походил на музыку. Мягкий и мелодичный.
– Приношу свои извинения, – ответил Зола, распрямляя спину. – Но я решил, что нам пора разобраться с делами.
– Правда? – чопорно бросила она. – Я четко обозначила: если ты еще раз приплывешь в Безымянное море, то оно станет последним местом, куда ты причалишь.
– Да, у нас свое прошлое…
– Прошлое? – спросила она.
– Прошло почти двадцать лет, Голландия.
Я посмотрела на Голландию и поймала на себе ее взгляд, прежде чем он снова обратился на Золу.
Зола стал спокойно расстегивать пиджак, не отрывая от нее глаз, стража Голландии ступила к нему, достав мечи. Зола взялся за лацканы и распахнул пиджак, демонстрируя четыре кармана, из которых свисали завязки кожаных мешочков. Она не двинулась с места, когда он выложил самоцветы на зеркальный поднос и аккуратно разложил их для осмотра.
Зола застыл в ожидании, позволяя Голландии осмотреть камни.
– Считай это подарком.
– Думаешь, несколько сотен каратов самоцветов заставят меня забыть о том, что ты сделал? – Слова медленно сошли с ее губ, а в воздухе повис холодок, несмотря на горящий камин.
– Я привез тебе не только это. – Взгляд Золы остановился на меня.
От его взгляда я непроизвольно сделала шаг назад и прижалась к стене. Но все внимание Голландии было приковано к Золе.
– Думаешь, эта идея твоя?
Оторопев, Зола раскрыл рот, смотря на Голландию.
– Что?
– Заплати ему. – В тишине прозвучал приказ Голландии.
Страж обошел стол и снял с полки серебряную шкатулку. Поставил ее на поднос, осторожно открыл крышку, за которой скрывалось сколько медяков, сколько я в жизни не видела. Возможно, тысячи.
Вдруг Клов зашевелился и вышел из тени.
– Нет нужды считать, – бросил он. – Я доверяю тебе, – обратился Клов к Голландии.
Меня накрыл холод, как от студеной воды, я вцепилась в рукав пиджака Уэста, пытаясь удержаться на ногах. Пытаясь соединить подсказки воедино.
Клов не вел слежку за Золой. Он доставлял Золу. Голландии.
– У матери никогда не заживает рана от потери ребенка. Она только воспаляется, – отметила Голландия. – Даже твоя смерть ее не успокоит.
Зола уже шаркал ногами к двери, широко раскрыв глаза.
– Я вернул ее. Тебе.
– Благодарю тебя за это. – Она подняла палец, и страж открыл дверь, за которой ждали двое мужчин.
Они молча зашли в комнату и, прежде чем Зола что-либо осознал, схватили его за пиджак и потащили в темный коридор.
– Подожди! – прокричал он.
Клов захлопнул крышку шкатулки, вдали эхом раздавались крики Золы, а я поняла, что слышу только звуки своего дыхания, вырывающегося из меня испуганными порывами. Вдруг голос Золы умолк, и я услышала, как он рухнул на пол.
Моя ладонь, сжимающая ручку клинка, спрятанного между юбками, вспотела; не отводя взгляда от темноты, я заморгала, когда по освещенному комнатой белому мрамору растеклась яркая кровь. Дальше повисла тишина.
Пятнадцать
Он мертв. Зола мертв.
Я попыталась сопоставить этот факт со всем, что произошло за последние десять дней. Вот почему Клов стал членом команды Золы. Все вело именно к этому моменту.
Зола не только мешал Сейнту и Уэсту. Он мешал целому Узкому проливу, отчего с ним нужно было разобраться. Сейнт тайно послал Клова на «Луну», чтобы тот доставил Золу в руки Голландии. Клов убедил Золу, что ему она больше не будет угрожать. Но как ему это удалось?
Казалось, что деньги, которые Голландия дала Клову, были наградой за голову Золы, но нутро подсказывало мне, что имя Сейнта осталось в стороне. В глазах Голландии Клов был простым торговцем из Узкого пролива, который стремился разбогатеть.
На самом деле план гениальный. Отец воспользовался враждой между Золой и Голландией и подтолкнул его поплыть на собственную смерть. Зачем же самому убивать торговца и нарваться на конфликт с Торговым советом Узкого пролива, когда это может сделать могущественный торговец из Безымянного моря?
– Почему ты мне не рассказал? – спросила я, эхом услышав свой голос.
Клов взглянул на меня с небольшим сочувствием, но промолчал и перевел взгляд на Голландию. Он не хотел, чтобы она знала больше нужного.
Клов выполнял приказы Сейнта, на которые у отца были свои причины. Но в конце концов, даже если я доверяла ему, Сейнт не доверял мне. Почему же? Я противодействовала ему, пытаясь выкупить «Мэриголд».
Мой взгляд снова обратился на кровь Золы на белом мраморном полу, которая отражала свет горящего пламени из камина. Всего пару мгновений назад он стоял рядом со мной. Я до сих пор ощущала, как его ладонь сжимала мою руку.
Я вздрогнула под давлением оглушающей тишины и осознала, что Голландия пристально смотрела на меня, будто ждала, когда я заговорю. Но я молчала, отчего ее лицо помрачнело.
