– Мне нужно вам кое-что сказать.
Все застыли в ожидании.
– Когда Голландия приходила на причал, она забрала право собственности на «Мэриголд», – признался он на одном дыхании.
– Она что? – Голос Паджа словно подменили. Он стал отчаянным.
На глаза Уиллы снова навернулись слезы.
– Она потребовала право собственности, и я отдал его ей.
Остер скривился, будто совсем не понимал смысла слов. Рядом стоящий с ним Хэмиш уставился на ботинки.
– Когда прибудем в Пойму Сегсей, заберем право.
– А что потом? – эхом отозвался низкий голос Паджа.
– Потом отправимся домой, – ответил Уэст.
– Вот так? Будто ничего и не было?
Уэст долго молчал, а все ждали его ответа. Когда меня переполнила уверенность, что он вот-вот заговорит, Уэст круто развернулся и направился в каюту рулевого.
Члены команды уставились друг на друга.
– Так, значит, теперь мы работаем на Голландию? – сорвался голос Уиллы.
– Мы не работаем на нее. – Я потерла рукой лицо.
Остер сконфуженно прокашлялся.
– Похоже, еще как работаем.
– Мы заберем право, – сказала я, отчаянно желая, чтобы они поверили мне. – Голландии нужна я, а не «Мэриголд».
Хэмиш перебирал нитку, тянущуюся с края его жилета.
– Меня достало встревать в делишки твоей семьи, Фейбл.
– Меня тоже, – пробормотала я.
Это же я слышала в словах Уиллы. Видела в их лицах. Сейнт годами руководил ими, а теперь Голландия отбирала у них самое ценное в этом мире – дом. Я не спасла их с помощью «Жаворонка». А только заманила в ловушку.
Двадцать семь
В темноте Скопление Юри совсем не просматривалось. Я стояла на носу корабля у самого борта, всматриваясь в стелющийся по морской глади лунный свет. Даже на поверхности я чувствовала их – мягкое пение самоцветов, притаившихся в рифе.
О цепочке островов все знали, поскольку именно здесь добывали большую часть драгоценных камней, которая шла на продажу в Безымянное море и Узкий пролив. Свысока их хребты походили на спокойно пульсирующие спутанные вены.
Прозвенел металлический лязг, и я обернулась: на корме Кой перекинул через плечо пояс. Он проспал все время, пока мы плыли к Скоплению Юри, но стоило ему проснуться, как вся команда обратила на него все внимание. Притворившись, что не заметил этого, Кой спустился на главную палубу.
Инструменты, которые Хэмиш отыскал для него по моей просьбе, сверкали в руках Коя, когда он по очереди просовывал их за пояс. Нам придется нырять от рассвета до заката, не имея возможности заточить зубила или починить сломанные молотки на берегу. Поэтому Хэмиш купил для нас троих предостаточно инструментов.
Кой обернул пояс вокруг талии и, задумавшись, затянул пряжку. На картах, которые мне дала Голландия, были детально указаны все течения, но на Джевале мы имели дело с еще более непредсказуемыми водами.
– Признаешься, что мне там искать? – спросил он.
Это мгновение давно внушало мне страх. На самом деле я была уверена, что если бы рассказала Кою правду еще в таверне, то его нога никогда не ступила бы «Мэриголд». Я достала из курки бортовые журналы Голландии и вытянула пергамент из кожаной обложки.
Кой выдернул его из моих рук и развернул листок. Он сощурился, изучая взглядом чертеж.
– Полуночник, – прыснул он. – Ты вышла из ума больше, чем я думал.
Я пропустила оскорбление мимо ушей.
– Темный как смоль камень. С фиолетовыми вставками. Это все, что тебе нужно знать.
– Хорошо, что ты мне заранее заплатила. – Он передал мне пергамент.
Из трюма вышел Остер, держа в руках две дымящиеся глиняные чашки, и я спрыгнула к нему с борта. Он дал чашку мне в руки, и до меня долетел запах крепкого черного чая.
Сделав глоток, я поморщилась.
– Готовь побольше чая.
– Я уже понял, – ухмыльнулся он.
Падж отвязал от борта на квартердеке одну из корзин и бросил ее Хэмишу, который складывал их. Он взглянул на меня через плечо, окинув взглядом кружку.
Из всех на борту труднее всего будет примириться с Паджем. Его любовь и ненависть по своей природе очень тесно переплетались, не оставляя между собой никаких других чувств.
– Что Хенрик имел в виду, когда сказал, что Падж твой покровитель? – спросила я, сделав еще один глоток.
Остер оперся о борт рядом со мной и тихо заговорил, чтобы Падж не услышал его:
– Я повстречал Паджа в порту, когда работал на Хенрика. Падж же был матросом в команде торговца среднего достатка, который приплывал в Бастиан каждую неделю. – Он покрутил в руке чашку. – И месяца не прошло, как я стал ждать его корабль в порту. – Даже в темноте я заметила, как он покраснел.
– И?
– И вскоре Падж понял, что я работаю на Ротов. Когда все стало… – Он замолк, бросив взгляд через плечо. – Хенрик узнал о нас, чего совсем не одобрил. Наверное, мы встречались около года, и тогда мне чуть глотку не перерезали, когда я воровал товар для дяди у торговца виски. Падж уже говорил, что хочет, чтобы я прекратил общение со своей семьей, без каких-либо ультиматумов. Но до того момента. Перед отплытием одной ночью он отыскал меня и попросил сбежать из Бастиана и от Ротов. Если бы я не согласился, то мы бы расстались.
– Тебе пришлось выбирать. Между ним и семьей.
– Так и есть. – Глаза Остера тускло блеснули серебром. – Падж узнал, что один парусный мастер был готов заплатить огромную сумму, чтобы его тайно вывезли из Бастиана, и он взялся. Его чуть не убили, но все получилось.
– Лео? – воскликнула я.
Остер улыбнулся в ответ.
Лео – парусный мастер, ставший портным, котортый открыл магазин в Северном Фиге в Серосе. Также он спас «Мэриголд»: сшил для нас паруса, когда никто не брался за дело.
– Он ввязался в какую-то передрягу с Голландией, и ему нужно было исчезнуть. Несколько дней спустя на моем пороге появился Падж с тремя мешочками, забитыми деньгами, и объявил, что уплывает из Безымянного моря и не собирается возвращаться. Он дал мне день на раздумье.
– И ты просто исчез? Никому не сказал?
– Никому, кроме Эзры. Той ночью, когда я сбегал, он был там же и отпустил меня. Притворился, что не видит, как я выбираюсь из окна. Если бы он рассказал, что я сбежал, то я бы и до порта не добрался.
Значит, c Эзрой связано больше, чем с Хенриком и Ротами.
– Ты бы все изменил? Вернулся бы в прошлое и остался бы с семьей?
– Ротов связывают кровные узы, но они не семья.
Я не стала давить. Что-то подсказывало мне, что расспросы могли пролить свет на то, что Остер глубоко похоронил, сбежав из Бастиана.
