Вдруг Уэст поднял взгляд, будто прекрасно знал, что я собиралась сказать дальше.
– Возможно, он сожалел, что любил ее, – прошептала я.
В каюте повисла тишина, исчезли все звуки, доносившиеся из деревни и с моря.
– Спрашиваешь, чувствую ли я то же самое?
Я кивнула, мгновенно жалея о вопросе.
Он будто изучал меня взглядом, пытаясь решить, что же ответить, мог ли доверяться мне.
– Иногда, – признался он.
Но меня не охватила боль – хотя я была уверена, что она настигнет меня, – потому что Уэст не отвел от меня взгляда, когда сказал правду.
– Но это случилось не той ночью на Джевале, когда ты попросила довезти тебя до Сероса. Все началось задолго до этого. Для меня.
Я взглянула на него – в глазах застыли слезы.
– Но что, если…
– Фейбл. – Он подошел ко мне, поднес к моему лицу руки и запустил пальцы в мои волосы. От его прикосновений по моей коже пронесся жар, и я зашмыгала носом от того, что он наконец прикоснулся ко мне. Его губы были в сантиметре от моих.
– Ответ на этот вопрос всегда будет одинаковым. Несмотря ни на что. – Его руки крепче обняли меня. – Ты и я.
Его слова прозвучали как клятва. Но от них в моей груди зародилась печаль, как семя, дающее жизнь цветку.
Я понизила голос, ожидая, что его губы прикоснутся к моим:
– Как долго ты сможешь так жить?
Его рот приоткрылся, и Уэст страстно поцеловал меня – казалось, что в каюте совсем не осталось воздуха. Затем с его губ слетело дрожащее слово:
– Всегда.
Мои пальцы смяли его рубашку, я притянула его к себе, и в это же мгновение исчезла вся та пустота, которая протянулась между нами минуты назад. Уэст тоже это почувствовал. Это проявилось в том, с какой жадностью он стал целовать меня. Как его пальцы развязывали бантики нижнего платья, пока оно не спало по моим бедрам.
Мои губы растянулись в улыбке. Босыми ногами я перешагнула через облако шелка на полу, и Уэст повел нас к кровати. Я легка на стеганые одеяла и притянула его к себе так, чтобы растаять в его жаре. Закинула ноги ему на бедра и, задрав его рубашку, прикоснулась подушечками пальцев к его коже. Дыхание Уэста сбилось, он прижался ко мне всем своим телом.
Губы Уэста целовали мне шею, затем его теплый рот прикоснулся к мягкой впадине под моей ключицей, затем переместился к груди. К горлу подступил жалостный стон, когда я выгнула спину, пытаясь приблизиться к нему. Уэст понял, чего я хотела. Его руки медленно опустились к моим ногам так, чтобы он смог ухватиться за мои бедра, и затем со стоном придвинул меня к себе.
Вдруг все испарилось, как легкий порыв ветра над морем. Голландия, Сейнт, собрание Торгового совета, полуночник, Роты. Возможно, это наша последняя ночь на «Мэриголд», наша последняя ночь с этой командой, но что бы ни случилось завтра, мы плыли туда рука об руку.
Ты и я.
И впервые я поверила ему.
Тридцать восемь
Над умиротворенной Поймой Сегсей звенел портовый колокол, словно предзнаменуя что-то, а я стояла у окна, наблюдая, как над причалами стелется туман.
Уэст убрал за уши непослушные пряди волос. Все его внимание было приковано к пуговицам на его куртке, а я вспоминала то, как он выглядел вчера вечером в свете горящих свеч – его кожа отливала бронзовым оттенком в теплом свете. Я все еще чувствовала на себе вес его тела, и от воспоминаний мои щеки порозовели. Но Уэст совсем не смущался. Только выглядел более спокойным. Безмятежным.
Я медленно сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Будто прочитав мои мысли, Уэст поцеловал меня в висок.
– Готова?
Я кивнула и подняла платье с пола, куда скинула его прошлой ночью. Я готова. Уэст пообещал мне, что даже если Роты предадут нас, он не выполнить условия контракта Голландии. Даже если мы лишимся «Мэриголд» и проведем остаток своей жизни на ржаных полях или на рифах Джевала.
Честно говоря, мне уже было наплевать. Я обрела семью с Уэстом и после всего случившегося поняла, что ни на что бы на свете не променяла это.
На палубе нас ждали Уилла, Падж, Остер, Хэмиш и Кой, которые распрямили спины, как только мы вышли из прохода. Тру стоял на носу корабля, подбрасывая в воздух монету и ловя ее на лету.
Я подошла к правому борту и перекинула через него платье. Зеленый шелк стал развеваться на ветру и приземлился на аспидно-голубую воду.
Уэст был прав. Голландия не понимала, что из себя представлял Узкий пролив. Она думала, что власть и богатство способны открыть ей путь в Серос, но она недооценивала нас. Там была жизненная сила, которая объединяла людей, рожденных на побережье. Людей, которые плавали в тех водах. Людей из Узкого пролива, которых невозможно подкупить.
Но более того, Голландия недооценивала меня.
Я наблюдала, как платье тонет в воде, исчезает под белой пеной.
Неважно, как сильно Голландия пыталась вырядить меня. Я не моя мама.
– Уверены, что не хотите, чтобы мы пошли? – спросил Падж, явно обеспокоеннный от того, что мы с Уэстом будем встречаться с Торговым советом в одиночку.
– Я не хочу, чтобы кто-то из вас был рядом с Голландией, – ответил он. – Что бы ни случилось, готовьтесь отплывать с наступлением ночи. И отпустите ребенка, – он кивнул в сторону Тру.
Я взглянула на Коя, затем на остальных.
– Даже если вам придется отплыть без нас, отвезите его домой.
Хэмиш кивнул, но на лице Уиллы читалась явная тревога, когда она посмотрела на нас. Уэст обнадеживающе кивнул ей, но пользы от этого не было. Она молча полезла на мачту.
– Она в порядке, – сказал Остер. – Увидимся через пару часов.
Первым спустился Уэст, за ним полезла я. Мы направились к выходу из порта, и я еще раз оглянулась на «Мэриголд», по-своему прощаясь с ней.
Округ совета располагался внизу того же холма, на котором возвышался «Вульф и Энгель». Он скрывался за бронзовыми арочными входами, украшенными ветвистыми лозами, на которых красовались гербы пяти гильдей: торговцев самоцветами и рожью, мастеров-парусников, кузнецов и корабельщиков. Самых влиятельных людей на воде и на суше.
Пирс поддерживали толстые балки, вырезанные из пропитанного маслом красного дерева, на них были вырезаны такие же гербы, как и те, что украшали входы. Уэст не отставал от меня, когда я слилась с нарядными людьми, направляющимися в округ. Я с легкостью подмечала торговцев из Узкого пролива по волосам, взлохмаченным морским ветром, и одежде, выделяющейся на фоне ярких и накрахмаленных нарядов. Все люди плыли вперед, к огромным открытым дверям.
Голландия стояла в ожидании у входа, засунув руки в перчатках в меховую накидку. Заметив нас, она нахмурилась.
