Карась вытащил заточенную монету. Сказал нерешительно:
– Может, правда, выйдем?
– Ничего, я быстро, – успокоил его Ник.
Поднял левую руку.
– Голубая, значит.
Он медленно повел острым краем монеты поперек ладони. Дернулся от боли живот, но под мундиром это было незаметно.
Кровь закапала на подоконник.
– Ты смотри, красная, – с наигранным удивлением произнес Ник. Вернул писку Карасю: – Спасибо.
Гвоздь сплюнул за окно.
– Ну ты, Немой, и придурок.
Ник улыбнулся:
– Это всего лишь argumentum ad oculos, сиречь – наглядное доказательство.
Несколько мгновений Гвоздь смотрел на него, потом кивнул.
Карась, оглядываясь, пошел мыть писку.
Порез щипало и жгло. Ник повернул руку, чтобы не заляпать мундир. Кровь продолжала капать.
– Денис, мне бы не хотелось, чтобы между нами все стало… вот так, – сказал Ник.
Гвоздь усмехнулся, показав шрам под губой.
– А кто нас спрашивает, чего мы хочем? Жри, что дают.
Зазвонило – первый предупреждающий. Гвоздь слез с подоконника.
– Знаешь, в чем тебе повезло, Немой? Ты и раньше был ненормальным.
Звонок брякнул еще раз. Пробежал кто-то по коридору, и стало тихо.
Ник сунул руку под кран. Вода окрасилась в розовый, очень яркий на белом фаянсе. Щипать перестало. Сжал в кулаке свернутую в несколько слоев туалетную бумагу. Она быстро пропиталась кровью. Пришлось сменить, прежде чем выйти из туалета.
В пустой рекреации шаги отзывались гулко. Слышно было, как в кабинете истории гремит бас Воителя, единственного преподавателя, который не делал различия между приютскими и «детками».
Ник постоял возле двери, слушая. Подниматься на этаж выше, к физику, не хотелось.
– Ты почему не на занятиях?
Упырь! Подкрался незаметно и спросил змеиным шепотом:
– Как фамилия?
– Зар… Яров, господин Церевский.
Упырь сглотнул, дернув кадыком. Ему-то наверняка доложили.
В гимназии учились дети очень обеспеченных родителей, и сейчас Ник с любопытством смотрел на завуча: котируется или нет в этих кругах родственная связь с господином Леборовски, потомственным дворянином из Королевской книги, членом Городского совета.
– Что у вас с ладонью?
– Порезался во дворе, стекло подобрал сдуру. Задержался, потому что промывал в туалете рану.
Упырь точно не поверил.
– Вам следует обратиться к медсестре.
– Я как раз собирался это сделать.
Завуч отпустил его кивком, но когда Ник проходил мимо, сказал:
– Если у вас еще возникнут проблемы с вашими бывшими… совоспитанниками, обращайтесь ко мне. Чем быстрее вы научитесь вести себя в соответствии со своим положением, тем проще будет и вам, и вашему деду.
– Непременно, господин Церевский.
На физику Ник так и не пошел. Он просидел до звонка в читальном зале, перелистывая подшивку «Вестей Сент-Невея». Фамилия Леборовски встречалась в основном мельком, но пару раз попались небольшие заметки. Дед, оказывается, активно занимался про́клятыми. В одной из заметок упоминалось, что Леборовски состоял в партии «За права человека», но успел покинуть ее до того, как партию запретили.
За дверьми послышался шум, началась большая перемена.
Ник вышел и в толпе, затопившей коридор, заметил сутулую спину в коричневом пиджаке.
– Господин Вальшевский, извините, – догнал он историка. – Здравствуйте. Я хотел у вас спросить.
– А, Зареченский! – обрадовался Воитель. Из уголков глаз у него разбежались морщинки. – Простите, забыл, как теперь ваша фамилия?
– Яров, – улыбнулся Ник.
– Да, вас можно поздравить.
Ухватив Ника за пуговицу, Воитель потянул его к окну.
– Вот у меня, молодой человек, из родни никого не осталось. Так что понимаю и безмерно рад за вас. Это замечательно!
– Спасибо.
– А что у вас с рукой?
– Порезался нечаянно. Господин Вальшевский, я хотел спросить: вы что-нибудь знаете о партии «За права человека»?
Историк наморщил лоб, припоминая.
– Ее запретили, – подсказал Ник. – Только не знаю почему.
– Да-да, была такая! А запретили ее, молодой человек, ни больше ни меньше как за экстремизм. Вам знакомо это понятие?
– Конечно. Разжигание розни, пропаганда неполноценности некоторых граждан, нарушение прав, свобод и так далее.
– Совершенно верно. Основной тезис, которым руководствовались члены партии: носители синдрома стихийной мутации не могут считаться людьми. Ни с биологической, ни с правовой точки зрения. М-да, со всеми вытекающими. Очень активно выступали года три-четыре назад. Помните, даже плакаты висели: симпатичный парень или девушка, а за спиной страшная тень. Подпись: «Будь осторожен! Это – не человек». А почему вы интересуетесь?
– Видел название в газете.
– Ах да, конечно! – перебил историк. – Ваш дед, как выяснилось, полковник Леборовски? Он состоял в этой партии. Очень… м-м-м… неоднозначная фигура в политическом мире. Из тех, кого называют «серыми кардиналами». Насколько мне известно, он всегда придерживался крайних взглядов.
– А вы?
Вальшевский помолчал, собирая складки на лбу.
– Я считаю, что синдром стихийной мутации – болезнь, и мы должны научиться лечить ее. Так же, как пытаемся лечить, например, онкологию. И научиться относиться к этому как к болезни. Вы серьезный человек, Николас… простите?
– Микаэль.
– Так вот, Микаэль, последний школьный год я тоже провел в детском доме. Родители погибли в автокатастрофе. Была тетка… Вам известно, что существует такое проклятие, как черная вдова?
Ник качнул головой.
– Все мужчины, которые… м-м-м… вступают с носительницей в интимные отношения, да… погибают от несчастного случая. Так называемое проклятие с контролируемым ущербом. Необходимо встать на учет в УРКе, там выдадут запрет на проживание в городах с населением более пятидесяти тысяч и обязуют предупреждать знакомых о возможных последствиях. Во всем остальном – те же права, что и у прочих граждан. Так вот, когда моя тетка подала прошение об опекунстве, ей отказали. Мол, у ребенка может быть психологическая травма. Тяжелая эмоциональная атмосфера и прочая, прочая. А тетушка была милейшим человеком. Умерла от инсульта, «Скорая» побоялась госпитализировать. Да… Что-то мы заговорились. Я… м-м-м… надеюсь на ваше понимание.
– Конечно, господин Вальшевский.
