Матвей уцепился за край парома, подтянулся на руках и перебросил тело через бортик. Больно ударился коленом, даже солнце в глазах раздробилось на мелкие осколки.
– Зараза!
На коже бисеринками выступили алые капли. Смахнул их ладонью.
Паром поскрипывал под ногами. От непонятного механизма с длинной рукоятью воняло солидолом. Рядом валялся тулуп, весь в пятнах.
Дикие люди! Зачем им тулуп весной?
Матвей перепрыгнул на пристань и задрал голову, вглядываясь в будку. Похоже, хозяина не было. Пойти поискать в деревне? Или подождать здесь? Он оглянулся: Юджин стоял у воды, приложив от солнца ладонь козырьком. Другой рукой старик упирался в поясницу, видно, опять разболелась. Матвей дернул плечом и сошел на берег. На песке лежала глубокая тень, холодила подошвы. Оскальзываясь, взобрался выше и уселся на траву. Голую спину щекотала ветка тальника.
В деревне, кажется, праздновали. Слышались голоса, смех, музыка. Интересно, какой сегодня день недели?
Матвей сорвал листок, облизнул и прилепил на ободранное колено.
Примолкшие было лягушки заорали снова, звуки хорошо разносились по реке. Юджин отвернулся и, спрятав зажигалку в ладони, раскуривал папиросу. Машина рядом с ним казалась уставшим бегемотом с грязным, запыленным брюхом.
Матвей зябко поежился. Солнце совсем увалилось за деревню, в тени было холодно, и кожа пошла пупырышками. Саднило колено. «Ничего, подождет», – ожесточенно подумал Матвей, глядя, как курит Юджин. Старик привалился к капоту и стряхивал пепел себе под ноги.
Зашуршал тальник. В кустах за паромом кто-то сдавленно хихикнул и снова затаился.
Блеснула слюдяными крыльями ранняя стрекоза. Сделав вираж, она примерилась и вцепилась лапками в листик. Закачалась у Матвея перед лицом, так близко, что можно было различить ворсинки на ее тельце. Огромные фасеточные глаза смотрели высокомерно и непроницаемо. Стрекоза была похожа на доктора Каплейкехера.
– Дура, – беззвучным шепотом сказал ей Матвей.
На стрекозу это не произвело впечатления.
Громче послышались голоса: выше по течению, за излучиной, к реке спускались девушки. Кто-то взвизгнул.
– Держись!
– Ай, юбка!
– Вон корень торчит.
– Тише, девочки, тише!
Смешки в ладонь. Плеснула вода. Еще раз.
Медленное течение вынесло из-за поворота венки из одуванчиков. Тянулись за ними намокшие ленты: красные, голубые, зеленые. Венки приблизились было к парому, но их закрутило течением и оттолкнуло.
Затрещали ветки. Выметнулось полуголое тело и шумно упало в воду. Засвистели, загорланили. Из кустов вылетели еще парни. Вскипела река. Кто-то уже лез обратно с венком в руках. Возмущенно пищали в отдалении девушки.
Парни, пошуровав в кустах, умчались в сторону деревни. Там набирал силу праздник, и музыка из проигрывателей соперничала с хоровым пением.
Юджин на той стороне реки сидел в машине, приоткрыв дверцу. Света от лампочки в салоне хватало, чтобы читать газету. «Угробит аккумулятор», – сердито подумал Матвей. Подождал еще, но Юджин продолжал неторопливо переворачивать листы. Вот он достал термос, налил чаю и поставил кружку на приборную панель.
Матвей поднялся и снова спустился к парому. Посмотрел внимательнее на механизм, от которого воняло солидолом. Кажется, все просто. Навалился на рукоять. Заскрежетало, загремела в воде цепь, но барабан не провернулся и наполовину, застрял. Зараза! Матвей подергал рукоять, вызывая противные звуки: казалось, кто-то клацает железными зубами.
– Эй, чего творишь?
По склону спускался мужик в майке и брезентовых штанах. Сивая борода его агрессивно топорщилась.
– А ну стой! Хулиганье, еть вашу…
Матвей бежать и не собирался.
Мужик запрыгнул на паром – качнуло, хлюпнуло под настилом – и потянул руку, намереваясь схватить за ухо.
– Будут тут еще!..
Матвей посмотрел паромщику в глаза.
Толстые пальцы в синих наколках растерянно шевельнулись в воздухе.
– А? Ты это, чей такой взялся? – сбавил тон паромщик.
– Нам нужно переехать. – Матвей качнул головой, показывая на машину.
Мужик обернулся. Юджин, заметив это, нажал на клаксон.
– Так это, того… поздно уже.
– Ну и что?
Паромщик кашлянул. От него явственно несло водкой и луком.
– Так… Нету больше никого. Чего мне, одних везти?
– Мы все оплатим.
Мужик сунул руку под майку и поскреб живот.
– Ну, заплатите, так чего это… не переехать.
Он выудил из кармана ключ, такой огромный, что было непонятно, как под его весом не сваливались штаны.
– Сейчас, того, отопру и поедем. Ты тута подождешь или опять туда?
– Туда, – сказал Матвей.
Кажется, мужику это не понравилось, но возражать он не стал, только сплюнул в воду.
Двигался паром неторопливо, поскрипывая механизмом.
Пришвартовавшись, мужик махнул рукой:
– Загоняй!
Паром слегка просел, когда на него въехала машина.
Юджин заглушил мотор и вышел.
– Вечер добрый.
– Вам тоже не хворать.
Матвей на голоса не обернулся. Сидел, положив подбородок на колени, и смотрел на комара. Тот потоптался на локте, примеряясь, куда воткнуть хоботок, потом перебежал к запястью, но и там не решился. Взлетел, прозвенев над ухом.
На плечи опустилась ветровка, сразу стало теплее. Матвей сбросил ее резким движением.
– Толку? У меня трусы мокрые.
– Возьми в чемодане сухие.
– А че, трудно было их сразу достать?
– Нет. Вот сам это и сделай.
Пришлось встать и открыть багажник. Замок на чемодане заело, Матвей рванул его, едва не выворотив. Да что за день такой!
Мокрые трусы он скомкал и швырнул на середину реки. Переоделся, сердито дергая локтями.
– У вас праздник? – спросил паромщика Юджин. Фонарь на корме подсвечивал его лицо снизу, резче выделяя морщины.
– Так это, Девкин день, весна на переломе. В городе-то подзабыли, а у нас ничего, гуляют.
Причалили. Мужик загремел цепью, продергивая через звенья дужку замка.
– Остановиться у кого на ночь можно?
– На том краю спросите Ванду. Забор синий. Бобылкой живет, глядишь, пустит.
– Спасибо.
Юджин дождался, когда Матвей сядет в машину, и завел мотор.
Выехали на дорогу. Щебенка с шорохом осыпалась из-под колес. Заваливало вправо, колея там почему-то была глубже. Юджин сосредоточенно выкручивал руль. Смотрел он только вперед и, даже когда автомобиль выровнялся, продолжил молчать.
