Ник прищурился, вспоминая. Наколку он не разглядел, но что-то такое читал.
– «Четвертый отдел», – покровительственно объяснил Гвоздь.
– А? Какой отдел? – заволновался Карась.
– Особый. В войну был. Типа УРКа.
– Да, – вспомнил Ник. – Только я сомневаюсь, что они занимались именно регистрацией и контролем.
– А то ж! – ухмыльнулся Гвоздь. – Про палачей-смертников слышал?
– Байки. Кто бы согласился?
– Мало ли идиотов. Говорят, из заключенных брали, которым уже все равно.
Ник передернул плечами.
– Ну, не знаю, я бы лучше под статью.
– Не скажи. – Гвоздь почесал шрам под губой. – Когда предлагают или сейчас тебя шлепнуть, или пару месяцев погодить…
– Вы о чем? – влез Карась.
– В войну не до резерваций было, – пояснил Ник.
– И чего?
– Того! – передразнил Гвоздь. – Собирали про́клятых, и из автомата. А уж кто в этой куче окажется и каким рикошетом потом звезданет – как масть ляжет.
– Все равно ерунда, – возразил Ник. – А если переходящее проклятие? Брать с палача подписку, что обязуется кончить жизнь самоубийством?
– Да, проблема, – задумался Гвоздь.
Карась рассердился:
– Тьфу! Нашли тему.
Еще помнил свет: белесый и густой, точно туман. Такой густой, что звуки тонули в нем.
Большие окна были забраны проволочными сетками, но в половине их не осталось стекол. Свет заползал беспрепятственно и растекался между полом и потолком. Колыхался, заставляя стены покачиваться вместе с ним. В этом белесом свете все двигались плавно и бесшумно, точно рыбы. Ник тоже чувствовал себя рыбой – невесомой, не ощущающей собственного тела. Он лежал на полу и знал, что ему повезло. Тех, кому повезло меньше, постепенно уносили, и после них оставались спортивные маты, заляпанные кровью. А тех, кому не повезло совсем, сразу утаскивали вниз – в распахнутые двери просматривалась лестница.
Возле Ника стояли двое парней лет по шестнадцати в одинаково грязных футболках и джинсах. У того, что слева, белобрысого, было перевязано плечо. Парень смотрел в окно и шевелил губами.
Высоко-высоко под потолком медленно кружились гимнастические кольца. Если чуть повернуть голову, то взгляд ловился в баскетбольную корзину и надолго запутывался в сетке.
Из дверей выплыла девушка, похожая на узкую серебристую рыбку. Кажется, она пыталась отогнать парней от окна. Ник видел, как дрожало ее смуглое лицо, обрамленное белой косынкой, и черные брови ломались уголками. Голоса он не слышал.
Мальчишка, лежащий в углу, приподнялся на локтях и беззвучно крикнул, щерясь то ли от боли, то ли от ненависти. Девушка вспыхнула, прикрыла лицо локтем и так, не глядя, попятилась. Выскользнула в коридор.
Оба парня разом обернулись. У Ника сдавило от ужаса горло: тот, что справа – ареф! Здесь! Рванулся вскочить, но не смог даже шевельнуться. Второй парень, белобрысый, придержал арефа за плечо.
А потом дрогнуло под лопатками и затылком. Ник увидел, как парни резко присели и у обоих в руках появились пистолеты. Посыпалось с потолка. Дрогнуло еще раз. В беззвучном крике разевал рот белобрысый, стреляя в окно. Ареф лежал на боку, и половины лица у него не было.
Ник зажмурился.
Тихо. Как тихо! Только мелко подрагивал пол и оседала на губы меловая пыль.
Открыл глаза. Над ним стоял чернобородый мужчина в камуфляже и с автоматом в руках.
В медицинском блоке со сна было зябко и резал глаза свет.
– Быстренько раздеваемся! По очереди проходим сдавать кровь! Потом в кабинет налево! – командовал молодой доктор с острой бородкой. Его голос гулко разносился по кафельному «предбаннику».
Ник лениво потянул через голову майку.
В открытую дверь виднелась лаборантская, где девушка в белом халате уже выставила штативы с пробирками. Девушка была хорошенькая, кудрявенькая, с розовыми губками, и Гвоздь восхищенно зацокал.
– Кто разделся – взвешиваться! Давайте не будем задерживать друг друга!
Вокруг суетились, толкались, бузили.
– Трусы снимать?
– Я стесняюсь! Там барышня!
– А откуда кровь берут?
– У тебя – из задницы!
– Ой, дяденька, я уколов боюсь!
– А я крови! Щас в обморок упаду!
– Кабан, на весы не лезь, раздавишь.
Доктор хлопнул в ладоши, привлекая внимание.
– Трусы и носки можно оставить, кровь берут из пальца. Быстренько, быстренько! Так, молодой человек, не спим! Проходим на анализы!
Ник присел к столу.
– Фамилия? – спросила медсестричка, не поднимая головы.
– Зареченский, – буркнул Ник, подставляя безымянный палец.
На лотке неприятно блестели иглы. Остро пахло спиртом.
– Минутку!
Ник оглянулся – за его спиной стоял врач. Он попросил:
– Пересядь сюда, пожалуйста.
– Зачем это?
– Ну, сразу испугался! Просто у некоторых берем кровь из вены.
– Почему именно у меня?
– Ах, какие все мнительные! По статистической выборке. Давай, мальчик, не задерживай.
Врач сыпал словами, весело скалил зубы, но почему-то ни разу не посмотрел Нику в лицо.
– А если я откажусь?
– Боже мой! Что за детский сад? Давно бы уже закончили. Садись!
Резиновый жгут ловко обхватил руку.
– Поработай кулаком.
Игла вошла в вену. Сдвинулся поршень, втягивая кровь.
– Вот и все, дольше скандалил. Ватку прижми.
На пороге Ник оглянулся – доктор убирал пробирку в отдельный штатив.
В соседнем кабинете проверяли зрение и стучали по колену молоточком. Придуривался Карась: закрыв глаза, он должен был дотронуться пальцем до кончика носа, но все время попадал в ухо.
– Зареченский? – окликнула сухощавая докторица. – У меня к тебе несколько вопросов.
Ник медленно сосчитал про себя до трех и произнес:
– Все в медицинской карте. С тех пор ничего не изменилось.
Докторица смотрела точь-в-точь как те, что решали: оставить его в психушке или выпустить. Неужели баба из комиссии натрепала по инстанциям?
– Значит, тебе не трудно будет повторить.
Ник прошел за ширму, отгородившую угол. Здесь было по-утреннему серо, и докторица щелкнула выключателем настольной лампы.
Если снимут «квоту» по медицинским показателям… Ник провел ладонью по предплечью, ощутив бугорки гусиной шкуры. Как там говорил директор? «Перевод в соответствующее учреждение».
