Нику хотелось зажать уши, не слышать, что они говорят.
– Скажите, Микаэль, как вы себя чувствовали в последнее время? Не болели? Слабость, рвота?
Дед смотрел прямо на него. Ник ощущал это виском. Поднял голову от протокола следователь. Оперативник, привалившись к книжному стеллажу, тоже рассматривал Ника.
– Может, усталость, депрессия? Бессонница?
Ник молчал. Он видел, что следователь насторожился, – и молчал.
– Микаэль! – позвал дед. – Ты хочешь как лучше, я знаю. Но помни, ты сейчас защищаешь не милую девочку Таню. Такой вообще не существует в природе, от нее осталась оболочка – и только. Ты защищаешь злобное существо, нацеленное убивать. Тебе трудно, да, но без твоих показаний оно может остаться на свободе. И кто-то станет следующей жертвой.
Ник разжал губы.
– Я уже говорил, что готовлюсь к экзаменам. Было бы странно, если бы я не уставал.
– То есть сам факт того, что усталость имела место, вы признаете?
– Да, но… Разве это обязательно имеет отношение к Тан… Мальевской?
– Мы проверим факты. Господин Леборовски, вы можете дополнить слова внука?
– Могу. В четверг на той неделе Микаэль тяжело заболел. К сожалению, у мальчика есть некая… настороженность по отношению к врачам, и я пригласил своего друга, Бориса Саватеева. Он доктор медицинских наук и работает в Научно-исследовательском центре УРКа. Думаю, Борис сможет рассказать подробнее, я предоставлю вам его координаты.
– Спасибо. Ну, что ж вы, Микаэль? Недоговариваете, а разве я вам враг? Мы с вашим дедом делаем одно дело – защищаем от про́клятых. В том числе и вас. Надеюсь, вы все-таки будете со мной откровенны.
– Я постараюсь. Извините, мне трудно привыкнуть к мысли, что Таня…
– Да-да, понимаю. Последний вопрос. Микаэль, вот вы ухаживали за девушкой. В кафе, наверное, заходили. Может, она вас угощала? Не было такого? Не предлагала, например, обменяться стаканом или тарелкой?
…Они стояли под полосатым тентом в парке. Пробивалось солнце, лежало пятнами на столе, и персиковый сок в стакане светился мягким оранжевым светом. Ник отошел на минутку, Таня попросила взять салфетки, а потом…
– Нет. Не предлагала. Простите, это все?
– Вам нужно подписать, и вы можете идти.
Протокол Ник не прочитал.
Дед поднялся к нему спустя сорок минут. Ник сидел за столом и трогал ладонью губы. Он уже дважды прополоскал рот – вода была розовая, прикусил изнутри щеку.
– Глупый вопрос: как ты?
Ник усмехнулся.
– Глупый ответ: нормально.
– Мне жаль, Мик. Мне очень жаль, что все так вышло. Я ведь тоже когда-нибудь буду мечтать о правнуках.
– Это вы зря. Свадьбу я пока не планирую.
– Ох, Мик! Ты сердишься на меня? Я не поддержал тебя, более того – опроверг твои слова.
– Нет. Мне не за что на вас сердиться. – Ник посмотрел на деда. – Вы иначе не могли. Это было бы слишком… вразрез всему, что вы делаете.
– Микаэль…
– Черт возьми! – Ник вскочил, покатились со стола авторучки. – Я все понимаю, все! И что Таня… она… Но я все равно чувствую себя сволочью, дед! Я предал ее!
– Нет, Мик. Предательство идет рядом с верностью. А кому был бы верен ты? Существу, которое хотело убить тебя? Существу, которое обманывало тебя? Приманило чужой личиной? Пойми, Мик, девочка Таня исчезла после инициации! Она умерла.
Дед был, наверное, прав. Но от его правоты становилось только хуже.
– Ты защищал бы ее, перекидывайся Мальевская по ночам? Ответь честно, Мик, не для меня – себе.
Он вспомнил зверей, бежавших под дождем.
– А ведь оборотни честнее. Они рвут тело, когда ведьмы – убивают твою суть, насилуют твою память, пытают разум. Но тебе трудно это принять, ты же видел Таню. Красивую, нежную, умную и понимающую. Так ведь? Ты такой ее считал?
– Да.
– Вот поэтому, Мик, я занимаюсь про́клятыми. Поэтому хочу переломить ситуацию. Если бы ты знал, сколько мальчишек гибнет, не желая поверить… Да что мальчишек! Думаешь, взрослым легко примириться с этим? Мне как-то пришлось наблюдать тяжелую сцену в госпитале. У парня пострадал мозг, а тело еще продолжало функционировать. Так вот, его родители никак не соглашались подписать согласие на отключение от аппаратуры. Они видели своими глазами, что их сын – жив. И никакие доводы врачей не могли их убедить. Они не могли понять, что сына уже не существует.
Дед поднялся.
– Таня мертва, Мик. И если бы наша система работала лучше, мне бы не пришлось сейчас объяснять тебе очевидные вещи. Так что ты не прав, тебе есть за что на меня сердиться. Прости.
Георг ушел.
Ночью Нику снова приснился лес, залитый дождем.
Странные начались дни. Внешне такие же, как обычно: Ник встречался с дедом за завтраком, вечером ходили в тир или играли одну-две партии в шахматы. В гимназии здоровался с Гвоздем, тот равнодушно проходил мимо; синяки у него уже посветлели. Зверствовали преподаватели. Говорят, Грошик даже ревел в туалете, так его запугал Циркуль. Дальшевский осунулся и частенько рявкал на свиту. Он рвался к золотой медали и желал получить ее за собственные заслуги. Вредничал историк, отказываясь диктовать вопросы к билетам, уверял, что всё есть в учебнике. Ник завалил контрольную по химии, теперь приходилось заниматься дополнительно. Засиживался до полуночи, составляя уравнения реакций. Формулы, формулы, формулы… Но иногда он замирал над тетрадью, глядя с удивлением – неужели это сейчас для него самое важное? Взаимодействие цинка с соляной кислотой? Откладывал тетрадь и открывал альбом. Вглядывался в лица родителей и брата. Парадокс: они мертвые, а он живой, потому что может убить другого парня, который мог спасти, но не спас девушку, которая хотела убить его, Ника.
Рядом с флаконом от Бориса стоял еще один пузырек, с успокоительными. Ник принимал их вечерами и засыпал быстро, без мыслей о Тане.
Именно в те дни Ник снова и снова задавался вопросом: все-таки было то наяву или нет?
Среди прочих отрывочных воспоминаний затесалось одно, очень странное: река, широкая, неторопливая. Слева берег пологий, с узкой полоской песка вдоль воды и березовыми рощицами до горизонта. Справа высокий, обрывистый. Слоистый, как торт: темные полосы земли, желтоватые – глины. В глине виднелись отверстия ласточкиных гнезд. Птицы шныряли над рекой.
Ник, полуголый до пояса, лежал на плоту. Было тепло. Солнце светило яркое, но не жесткое. Лопатками ощущалось шершавое дерево. В ногах, спине чувствовалась усталость. Болели мышцы, особенно икры. Кажется, он очень долго шел и вот наконец-то смог отдохнуть.
Плот медленно сносило течением. Ник скользил взглядом по высокому берегу – и вдруг заметил всадников, парней лет пятнадцати-шестнадцати.
