С холма спускались, медленно и неуклюже, другие т’лан имассы, как будто лавина камней; Геслер почувствовал какую-то неправильность, что-то… жуткое. Да что тут творится?
Онос Т’лэнн заговорил:
– Логросы изгнали меня – и напрасно, малазанец. Я преклонил колени перед смертным человеком на Троне Костей и больше никому служить не буду. Этого Олар Этил не поняла. Снова связанный с Ритуалом Теллана, я вернулся в тень Императора.
Геслер почувствовал дурноту. Он только догадывался о смысле сказанного, но чувствовал, что сердце вот-вот разорвется.
– Он послал тебя, Первый Меч?
– Я приглашен на собственную смерть, малазанец. Какой она будет – еще предстоит решить. Если бы сидящий на троне мог заглянуть в мою душу, понял бы, что я сломлен.
– Сломлен, говоришь? – прервал его Ураган. – А вот это интересно, Онос Т’лэнн.
Древний воин склонил голову набок.
– Я не понимаю, о чем ты.
Ураган показал на север.
– Видишь этот каменный шпиль, Первый Меч? На самой его вершине есть еще кое-что – такое же разбитое, как и ты. Его охраняют форкрул ассейлы… но мы собираемся забрать его у них. Ты сказал, что пришел сюда по приказу Келланведа – и мы должны знать, Первый Меч: ты пришел сражаться? И если да, то против нас или с нами?
– Вы малазанцы.
– А армия за нашей спиной – нет.
Онос Т’лэнн помолчал и сказал:
– К’чейн че’малли время от времени охотились на нас.
– Как и вы охотились на бхедеринов, на лосей, на кого угодно. Что из того?
– Когда мы были смертными, у нас были основания бояться их.
– А лось убежит, завидев вас. Но вы же больше не смертные, так ведь?
– Малазанец, я пришел сюда, желая войны. И только сейчас понимаю, что все время шел в тени – с того мгновения, как поднялся из пыли у Крепи. Я думал, что меня забыли. И каждый раз, как отыскивался новый путь, эта тень следовала за мной. Она находила меня, как и должна. Я Первый Меч т’лан имассов, и от этого не скрыться.
Геслер откашлялся, сморгнул воду с ресниц.
– Первый Меч, правильно ли я понимаю? Ты отдаешь себя под наше командование просто потому, что мы пришли из Малазанской империи? Прежде чем отвечать, пойми: Келланвед давно мертв, а империя давно объявила нас вне закона. Мы здесь не ради какого-то трона и не по воле того, кто на нем восседает.
– Тогда скажи, человек, почему вы здесь?
Гелер оглядел сотни т’лан имассов на склоне холма, выплескивающихся на улочки и проулки деревни. На него глядели безжизненные лица, и взгляд их был сокрушающе тяжел. Нижние боги.
– Знаешь, звучит… тупо. – Он посмотрел на Урагана. – Когда просто говоришь вслух.
– Продолжай, – прорычал Ураган; Геслер видел, как побагровело лицо громадного воина от нахлынувших чувств, он и сам ощущал их, и от них словно закипал воздух.
– Продолжай, Геслер, а если будем выглядеть дураками… пусть, как-нибудь переживем. – Вздохнув, он посмотрел на Оноса Т’лэнна. – Почему мы здесь? Честно говоря, мы и сами не уверены. Но… думаем, что пришли, чтобы исправить старую ошибку. Потому что так надо, вот и все.
Воцарилось молчание.
Геслер обернулся к Урагану.
– Так и знал, что глупо прозвучит.
Заговорил Онос Т’лэнн:
– Что ты ищешь на шпиле, Геслер из Малазана?
– Сердце Увечного бога.
– Почему?
– Потому что мы, – ответил Ураган, – хотим освободить его.
– Он скован.
– Мы знаем.
Онос Т’лэнн помолчал и сказал:
– Хотите бросить вызов воле богов?
– Как нечего делать, – ответил Ураган.
– Зачем вы хотите освободить Падшего?
Ураган замешкался, и Геслер, неловко двинувшись в чешуйчатом седле, сказал:
– Худ нас побери, мы хотим отправить его домой.
Дом. От этого слова Онос Т’лэнн чуть не рухнул на колени. Что-то ревело внутри черепа. Он-то думал, что это голос его собственной ярости… но теперь различал множество голосов в этой какофонии. Не только освобожденные мысли т’лан имассов преследовали его; не только далекий пожар отатаралового дракона и элейнтов; его оглушали нескончаемые отголоски ужасной боли… жизнь, которая когда-то процветала на этой земле, а затем после долгих страданий увяла. А на каменной скале, на треснувшем шпиле – сердце беспокойного вулкана, – где кровь земли течет так близко к поверхности, на вьющихся вокруг потрескавшегося, изъеденного основания тропах – разбитый кусок разбитого бога, существа, которое извивалось в муках тысячи лет. Совсем как т’лан имассы. Совсем как мы.
Тень трона – разве не холодное, пугающее место? И все же Келланвед… ты и вправду предлагаешь помощь? Бросишь тень, которая защитит нас? Скроет? Унизит во имя человечности?
Когда-то я назвал вас нашими детьми. Нашими наследниками. Простите мою иронию. При всей корыстности вашего рода… Я думал… думал… не важно.
Мыслями он обратился к своим последователям и нашел среди них ту, которую искал. Близко – почти за его плечом.
– Заклинательница костей Горькая Весна со Второго Ритуала, слышишь меня?
– Слышу, Первый Меч.
– Тебя зовут провидицей. Ты видишь, что ждет нас?
– У меня нет дара прорицательницы, Первый Меч. Я только умею читать людей. Больше ничего. Я так долго прикидывалась, что не знаю другого способа зарабатывать на жизнь.
– Горькая Весна, мы все прикидываемся. Что нас ждет?
– То, что ждало всегда, – ответила она. – Кровь и слезы.
Честно говоря, не было оснований ждать чего-то другого. Онос Т’лэнн провел кремневым мечом по земле, прочертив круглую борозду через грязь и камни. Потом посмотрел на малазанцев.
– Даже сила Теллана не может проникнуть через заградительные заклинания форкрул ассейлов. Так что мы не сможем возникнуть среди врага в его траншеях. Придется атаковать в лоб.
– Мы знаем, – сказал тот, кого звали Геслер.
– Мы будем воевать за вас, – сказал Онос Т’лэнн и замолчал, смущенный тем, как подействовали его слова на этих двоих. – Я огорчил вас?
Геслер покачал головой.
– Нет, ты нам очень помог, Первый Меч. Ну, не то чтобы. Просто… – И он снова покачал головой. – Моя очередь спрашивать. Почему?
– Если наша жертва – ваша и моя, – сказал Онос Т’лэнн, – сможет прекратить боль одной жизни; если наша смерть поможет кому-то вернуться домой… мы сочтем это стоящим делом.
– Этот Увечный бог… он чужой для нас всех.
