– Достаточно того, что в том месте, которое он называет домом, он не чужой.
Почему от этих слов у двух закаленных солдат появились слезы на глазах? Не понимаю.
Онос Т’лэнн открыл разум своим поклонникам.
– Вы слышали. Вы поняли. Этот путь выбирает ваш Первый Меч… но я не заставляю вас, а спрашиваю: будете ли сражаться со мной сегодня?
Ответила Горькая Весна:
– Первый Меч, меня выбрали говорить от имени всех. Мы видели восход солнца. Может статься, что мы не увидим закат. Значит, у нас только один день, чтобы узнать, чего мы стоим. Возможно, времени осталось меньше, чем у многих; но зато мы знаем заранее – и это больше, чем есть у многих. Один день – узнать кто мы и что мы. Один день, чтобы понять смысл нашего существования. Первый Меч, мы благодарны за возможность, которую ты дал нам. Сегодня мы будем твоими сородичами. Сегодня мы будем твоими сестрами и братьями.
Онос Т’лэнн не знал, что ответить. Он молчал очень, очень долго. И тогда из глубин души возникло странное чувство… узнавания.
– Значит, будете моими сородичами. А среди сородичей – разве я наконец не дома? – Эти слова он произнес вслух и, повернувшись, увидел удивленные лица малазанцев. Онос Т’лэнн шагнул вперед. – Малазанцы, сообщите вашим к’чейн че’маллям. Наши два народа каждый в свое время воевали с форкрул ассейлами. Сегодня впервые мы будем сражаться как союзники.
В пятнадцати шагах позади малазанцев охотник К’елль выпрямился и поднял оба клинка; Онос Т’лэнн почувствовал, что глаза рептилии устремлены прямо на него, и тоже поднял свой меч.
Вот и еще один подарок в этот день. Я вижу тебя, к’чейн че’малле, и называю тебя своим братом.
Ураган вытер глаза – он не мог понять буйства собственных чувств.
– Первый Меч, – сказал он, стараясь говорить строго, – сколько здесь твоих воинов?
Онос Т’лэнн помедлил.
– Я не знаю.
Тогда заговорил стоящий рядом т’лан имасс:
– Смертные, нас восемь тысяч шестьсот восемьдесят четыре.
– Черный Худов дух! – выругался Ураган. – Геслер, т’лан имассов по центру? По бокам – Ве’гаты, а охотники К’елль прикрывают фланги?
– Точно, – кивнул Геслер. – Первый Меч, тебе известны Неровные Зубы…
– Геслер, – прервал Онос Т’лэнн, – я, как и ты, ветеран кампании Семи Городов.
– Ну, понятное дело, – улыбнулся Геслер. – Ураган, насоси масла и гони наших ящерок обратно. Не вижу смысла дальше терять тут время.
– Ладно, а ты?
– Я и Саг’Чурок едем вперед. Хочу сориентироваться на местности, особенно у подножия Шпиля. Догонишь нас?
Ураган кивнул.
– Конечно. И как это опять змеюки с крылышками тут нет?
– Откуда мне знать? Давай, буду ждать на какой-нибудь высотке. И обязательно боевым порядком – не хочу выделываться перед ублюдками.
Калит стояла рядом с Матроной Гунт Мах. Дестриант сложила руки на груди – жест, конечно, защитный, но толку от него никакого – перед лицом того, что грядет. Войны не входили в наследие эланов; стычки, драчки, рейды – да. А войны – нет. А она уже побывала в самом центре одной, а теперь вот-вот вступит в новую.
Хрупкая женщина, робко покинувшая лагерь так давно, при этой мысли беспомощно заплакала бы от страха.
А ароматы к’чейн че’маллей сделали ее стойкой и решительной…
«Ты ошибаешься, Дестриант».
Удивленно обернувшись, она посмотрела на голову рептилии, нависшую так близко, что можно погладить.
– Это ваша храбрость, – настаивала Калит. – Точно. Своей у меня нет ни капли.
«Ошибаешься. Это твое мужество придает силы нам, Дестриант. Твоя человечность ведет нас в поджидающей тьме битвы».
Калит покачала головой.
– Но я не знаю, зачем мы здесь… не знаю, почему мы собираемся участвовать в этой битве. Надо было увести вас прочь – подальше от всех. Туда, где не надо воевать и умирать. Где можно жить. В мире.
«Нет такого места, Детриант. Даже в изоляции нас атаковали – наши собственные сомнения, ароматы горя и отчаяния. Ты, Смертный меч и Кованый щит привели нас в мир живых – мы покинули место смерти, но теперь заняли место среди народов этого мира. Мы сделали правильно».
– Но очень многие из вас сегодня умрут!
«Мы должны сражаться, чтобы завоевать право на все, на что претендуем. Это борьба всей жизни. Есть те, кто отказывает нам в этом праве и считает, что оно принадлежит только им. Сегодня мы возразим. Будь сегодня свободна, Дестриант. Ты сделала то, что нужно: привела нас сюда. Смертный меч и Кованый щит поведут нас в бой… и, судя по ароматам ветра, к нам присоединятся т’лан имассы, которым тоже не чужда надежда на искупление».
Подумав об Урагане и Геслере, Калит затрепетала.
– Защитите их, умоляю.
«Они поведут нас. Это их предназначение. И это свобода».
Краем глаза Калит заметила, как Синн сползла со своего Ве’гата и пробежала несколько шагов, совсем как беззаботное дитя. Потом крутанулась, как танцовщица, и повернулась к Калит.
– Червяк горит – не чувствуешь? Горит!
Калит покачала головой.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, Синн.
Но девушка улыбалась.
– Нельзя уйти от огня. Как найдешь, так и будешь носить его всегда… Он в мече. В доспехах, которые носишь, в пище, которую ешь; он греет ночью и позволяет видеть во тьме. И не успокаивается; он всегда в движении. Он ушел от имассов, когда они отвернулись от него. Но теперь они увидят, что огонь, который они знали когда-то, не покинул их; он просто распространился. Хотя они все равно могут не понять – они ведь даже не живые. Когда перестаешь жить, так о многом забываешь. – Синн взволнованно взмахнула руками. – Вот что было не так с лагерями ящериц! Не было огня! – Она ткнула пальцем в Матрону и прошипела: – Тебе нужно вспомнить об огне.
Слова были обжигающими, как лед, и Калит вдруг поняла, что еще крепче обхватила себя. А из-за спины вдруг донесся аромат Гунт Мах… и Дестриант узнала его.
Она боится. Матрона боится.
Сестра Преподобная пристально смотрела на юг. Наконец-то появился враг. Он еще очень далеко и видится плотной темной массой. Но числом невелик. Им нужно пятьдесят или шестьдесят тысяч воинов, чтобы хотя бы надеяться прорвать защиту. И по виду, похоже, есть и кавалерия… сколько же им пришлось тащить фуража!
Она посмотрела налево, но буря в заливе продолжалась – яростный котел по-прежнему бурлил, но поразил ее странным… бессилием. Тот, кто внутри, не может подойти ближе. Акраст Карвалейн слишком мощен, питаясь от сердца Падшего. Они все опоздали: мы стали слишком сильны. Мы достигли чего хотели.