Словно сами небеса получили смертельную рану. Калит вскрикнула от непереносимого ужаса, когда на землю обрушился поток, заливавший все вокруг, словно поглощающий целый мир. Кровь на лице и руках казалась огнем, но не обжигала. Тяжелые капли стучали о безжизненную землю, почва чернела, по склонам потекли потоки густой грязи.
Калит едва могла дышать.
– Гунт Мах! Что… что теперь будет?
«Дестриант, я не знаю ответа. Развернулся бессмертный ритуал. Древняя сила тает… исчезает. Но что это значит? Что решит? Никто не скажет. Бог умер, Дестриант, и эта горькая смерть наполняет меня печалью».
Калит увидела, как к’чейн че’малли, на мгновение оцепенев, продолжили атаку на верхние укрепления колансийцев. Увидела, как защитники встают навстречу Ве’гатам.
Бог умирает. А битва просто продолжается, и к дождю крови мы добавляем свою. Я вижу историю… прямо здесь, перед моими глазами. Вижу ее всю, век за веком. Такую… бесполезную.
За ее спиной, прорезая оглушительный рев, раздался тихий смех, и Калит обернулась.
Синн, раздетая догола, окрасилась кровью.
– Чистая создала блестящий кулак, – сказала она, – чтобы преградить путь наверх. Ящерицам не преодолеть его – их масло истощилось от усталости. – Она подняла взгляд на Калит. – Скажи им отходить. Пусть отходят.
И пошла дальше.
Имассы отступали. Тяжелая пехота Коланса давила вперед, шла по трупам имассов. Щиты и доспехи защищали их от ударов каменного оружия. А железными мечами, топорами и копьями они пробивали незащищенную плоть, и во все стороны брызгала кровь – остывшая, безжизненная.
Отходящих через остатки деревни имассов становилось все меньше, они не могли сдерживать врага. Тот обходил имассов с обеих сторон, стремясь окружить малочисленных, дезорганизованных воинов. Онос Т’лэнн пытался держать центр первой шеренги… он единственный помнил, что значит защищать собственное тело – такое беззащитное, такое хрупкое теперь. А его сородичи… забыли. Они атаковали, не думая о защите, и умирали.
Возродились, чтобы прожить всего несколько мгновений. Острая тоска грозила разорвать пополам Первого Меча. Но он всего лишь человек, такой же смертный, как его братья и сестры, и осталось совсем немного, прежде чем…
Он увидел, как колансийцы перед ним вдруг подались назад, замерли… Онос Т’лэнн не понял почему.
Откуда-то справа послышался тихий глубокий смех, и, едва Онос повернулся, он услышал голос:
– Имасс, мы приветствуем тебя.
И, растолкав всех, вперед вышел… яггут.
В доспехах, в шлеме, ощетинившись оружием, с которого капала кровь.
Яггут рядом с Оносом Т’лэнном громко сказал:
– Сувалас! Ты так же прекрасна, какой я тебя помню?
Женский голос прокричал в ответ:
– Ты помнишь только то, что я говорила, Хаут! А я все врала!
Под смех яггутов тот, кого звали Хаут, наклонил голову, разглядывая Оноса Т’лэнна.
– Вдохнуть полной грудью было неожиданно. Мы-то хотели сразиться с вами – два безжизненных, но вечно несгибаемых народа. День бойни, ха!
Яггут за спиной Хаута сказал:
– И бойня будет! Увы, не в ту сторону! А нас только четырнадцать. Айманан, ты хорошо считаешь! Составят ли четырнадцать мертвых яггутов бойню?
– С пятью тысячами имассов, думаю, да, Гедоран!
– Тогда разочарование нам не грозит, какое облегчение!
Яггуты взяли оружие на изготовку. Стоящий рядом с Оносом Т’лэнном Хаут сказал:
– Присоединяйся, Первый Меч. Если умирать, то не на заднем же крыльце. – Его глаза блеснули в тени под шлемом. – Первый Меч, только посмотри. Форкрул ассейлы, к’чейн че’малли, имассы, а теперь и яггуты! Веселая компания! – хмыкнул Гедоран. – Нам бы еще несколько тел акаев, Хаут, и можно обмениваться старой ложью ночь напролет!
И с бычьим ревом яггуты ринулись на колансийцев. Онос Т’лэнн бросился следом, а за ним последовали имассы.
Гиллимада, которую выбрали в вожди за красоту, оглянулась на пройденный ими путь. Баргастов было еле видно.
– Ну как они медленно!
– Будь ты повыше, Гилли, – пророкотал ее брат Ганд, – ты бы, посмотрев вперед, увидела бы сражение!
Нахмурившись, Гиллимада повернулась лицом вперед.
– Да я и собиралась… коротышка нетерпеливый, Ганд! А ну-ка, хватит отдыхать – нужно еще пробежаться. Вы все видите?
– Конечно, видим! – проорал один из горластых приятелей ее брата. – Мы все выше тебя, Гилли!
– Но кто самая красивая? Вот то-то!
– Гилли… там ягутты с имассами!
Гиллимада пригляделась… но она и вправду была ниже всех.
– Убивают друг друга?
– Нет!
– Хорошо! Все старые истории лгут!
– Только эта, Гилли…
– Нет! Раз одна лжива, значит, и прочие тоже! Я сказала! Все отдохнули? Хорошо! Присоединимся к драке, как в древней истории про войну против самой Смерти!
– Но это неправда, Гилли… ты же сама сказала!
– Ну а может, это я лгала, не подумал? Все, хватит воздух расходовать, бежим сражаться!
– Гилли… кажется, там идет дождь из крови!
– Не важно… делайте как я говорю, потому что я все еще самая красивая, разве нет?
С оставшимися охотниками К’елль – раненными и изрезанными, у многих из тела торчали обломки стрел – Саг’Чурок торопливо продвигался вперед. Впереди он видел имассов – получивших горький дар смертности – в жестокой схватке с превосходящими силами колансийской тяжелой пехоты. А в первых рядах он видел яггутов в доспехах.
Увидев двух древних врагов, сражающихся бок о бок, охотник К’елль ощутил прилив странных ароматов, смывших усталость. Он чувствовал, что эти ароматы охватывают его сородичей, чувствовал, как восстанавливаются их силы.
Что это, от чего встрепенулось мое сердце?
Это… слава.
Мы спешим к своей смерти. Мы спешим сражаться рядом с древними врагами. Спешим, как само прошлое к настоящему. И ради чего? Что ж, ради самого будущего.
Любимые сородичи, если сегодня дождем должна литься кровь, добавим и свою. Если нынешний день должен познать смерть, сомкнем челюсти на его горле. Мы живы и во всем мире нет силы больше!
Братья! Поднимите клинки!
Достигнув ровной земли, охотники К’елль из к’чейн че’маллей расправили плечи, высоко подняли клинки и пошли в атаку.
Двести семьдесят восемь теблоров ударили во фланг колансийцам, у линии соприкосновения войск. Внезапно раздались древние песни – по большей части о неожиданных свиданиях и нежеланных рождениях, – теблоры ввязались в бой, размахивая оружием. Тела колансийцев взлетали в воздух. Целые шеренги валились на землю, под ноги врагу.
