Лостара, тоже выбравшись из строя, двинулась следом, но ее ухватили за плечо, потянули обратно, и голос Хенара над самым ухом произнес:
– Нет, любимая. Оставь ее. Просто… оставь.
Ее шаги постепенно замедлились, движение остановилось, и она застыла в одиночестве спиной к собственной армии. Звуки битвы, казалось, отодвинулись куда-то далеко, на мир словно отовсюду опустились плотные тяжелые занавеси, отрезав все картины, любое взвихривающее пыль движение.
Она осталась одна.
Меч все еще неловко держался на отлете, а голова медленно отклонялась назад, подставляя лицо небу.
Все смотрели сейчас на нее, но она никого не видела.
Рот Тавор открылся, и оттуда вырвался страдальческий крик, в котором не было ничего человеческого.
Он отдался эхом над полем битвы. Пробился мимо ставших свидетелями этому Охотников за костями, потянулся к бесчисленным трупам, чтобы их приласкать. Вступил в схватку с пылью и наконец взмыл ввысь, чтобы исчезнуть в призрачном зеленоватом сиянии угасающего неба.
Потом голос ей изменил, но по ее искаженному лицу всем было ясно, что крик продолжается. Умолкнув, она уже ничего не бросала в небеса, но в этом ничто заключалось все.
Паран, полуоглушенный после падения, заковылял к ней. Его сестра не могла издать подобного звука. Он был слишком жутким, слишком болезненным, слишком жестоким, и однако звук этот потянул его к ней, словно его захватил бурный поток.
Слева от него несколько сотен оставшихся в живых Охотников за костями стояли неподвижно, не в силах даже осесть на землю. Они смотрели на его сестру, и он не мог понять, что им нужно, чего еще они от нее хотят.
Разве этого недостаточно? Единственной слабости, что вырвалась наружу – так болезненно, так пугающе.
Почему этого всегда недостаточно?
Я не… я не понимаю, чего еще вы от нее хотите? Чего еще вы ждете?
Он видел ее впереди себя сквозь железную решетку забрала – все еще в плену.
К ней кто-то приближался. Очередной враг. А она даже глаз не могла открыть, была не способна к нему повернуться. Казалось, еще одна смерть будет уже излишней, но она знала, что дожидается сейчас у нее внутри. Эта потребность. Потребность… закончить.
Не нападай. Пожалуйста. Кто-нибудь, остановите его. Пожалуйста.
Не то я его убью.
Она услышала его совсем близко, упала в полуприсед, развернулась, открывая глаза – тяжелый шлем, тело в броне, стремится к ней.
Клинок размытой тенью прорезал воздух.
Он перехватил ее запястье, но сила замаха отбросила его назад.
Подтянул ее, сопротивляющуюся, ближе.
Замешкался, пытаясь расстегнуть шлем.
– Тавор! Прекрати! Это я – Ганос!
Шлем наконец подался, выпал у него из руки и хлопнулся оземь – она уставилась на него, не веря глазам, и лицо ее словно разлетелось вдребезги.
– Я ее потеряла! О Ганос, я ее потеряла!
Она обмякла в его руках, хрупкая словно ребенок, и Ганос крепко прижал ее к себе. Одна его ладонь оказалась у нее на тусклом от пота затылке, ее окровавленное лицо вжалось ему в плечо. Она заплакала, и он обнаружил, что опускается на колени, увлекая ее за собой.
Когда он поднял голову и посмотрел на Охотников за костями, то понял – они нашли то, чего ждали.
Как и он, как и она, они опускались сейчас на колени. Они… сдавались.
Тому, что еще в них осталось.
Уткнувшись ему в плечо, приглушенным всхлипами голосом она повторяла его имя. Раз за разом.
В дальнем углу поля высший Водянистый Мелест развернул яггского коня, пытаясь бежать, но копье Матока поразило его в висок.
Так закончилась последняя битва регулярной пехоты Охотников за костями.
– Капрал, займись-ка вон той толстухой.
– Мертвей мертвого, сержант!
– Тогда другой займись, чтоб тебя!
– Я ж говорю, оба капрала мертвые.
Хеллиан выругалась, шагнула в сторону, чтобы избежать выпада низом, и влепила нападающему коленом в челюсть. Голова у того откинулась назад, тело осело. Она проткнула ему шею и обернулась, чтобы яростно воззриться на последнего в ее взводе солдата.
– То есть толку от тебя ни хрена никакого? Зовут-то хоть как?
– Может меня звать, коровища безмозглая! Я в этом взводе с самого начала!
– И до сих пор со мной – вот уж не везет так не везет. Ладно, я буду тут тропу удерживать, а ты поищи кого-нибудь, чтобы тех двух слоних подменить. «Мостожогов»-то чуть ли не всех перебили.
Может выругался и двинулся прочь.
Хеллиан улучила момент, чтобы вытереть с ладони пот и кровь, и снова взялась за меч. Куда там Урб запропастился? Если болван мертв, она сама его убьет.
Внизу под ней на узкой извилистой тропинке показались новые головы в шлемах.
Коли так, давайте сюда. Хоть у одного-то фляга должна найтись. Худа ради, ну хоть что-нибудь. Сами видели, что творится, когда я трезвая.
Корабб услышал за спиной вопль Может и, обернувшись, увидел блеск клинков и выбегающих на вершину колансийских солдат. Вокруг Может падали морпех за морпехом – Мулван Трус, Драчунья, Милый, – а он орал: «Прорыв! Прорыв!»
Корабб бросился туда.
Может получил острием клинка в голень, оступился, пригнулся, отбивая удары щитом. Корабб увидел, как Драчунья поднимается на четвереньки – но тут на голову ей обрушился топор, разнеся череп. Она снова упала наземь, обмякшая, как тряпичная кукла.
Теперь он мог видеть и место прорыва. Двое сержантов-«Мостожогов» полегли на самом верху тропы, которую обороняли.
Кораб перепрыгнул через скованного бога.
Лица колансийцев повернулись к нему – но он уже оказался среди них, и его клинок запел. Щит с левой руки сорвало ударом топора. Острие меча впилось глубоко в бок. Он взвыл, разрубил плечо вместе с кольчугой – звенья полетели в разные стороны – и обратным взмахом заставил упасть на колени еще одного врага.
Справа кто-то тяжело крякнул – это появился Курнос, сразу сбив двоих с ног ударами щита. Он подхватил колансийский топор и с его помощью разделался с оглушенными солдатами.
Врагов все прибывало.
Увечный бог, который мог повернуть голову, сделался свидетелем яростной, отчаянной обороны двух малазанцев. Он видел, как неприятель, мгновение назад отброшенный прочь, наседает снова. Один из защитников, перепрыгивая, обрызгал его лицо своим потом, капельки неторопливо стекали сейчас по щекам, оставляя прохладные, словно от слез, следы.
Похоже было, что подкрепления в этой стычке уже не дождаться – противники наседали со всех сторон. Они наконец-то сумели разглядеть скованное тело – так что форкрул ассейл смог понять смысл происходящего. Увечный бог ощущал сейчас жажду ассейла.
