Он уже было пошел присоединиться к свите, но Кадагар удержал его за плечо и, наклонившись, прошептал:
– О чем ты думал, брат?
О тряпичной кукле.
– Старый друг, ни о чем я не думал. Вокруг только серая пыль. Никаких мыслей.
Кадагар убрал руку и отступил.
– Так что, это правда?
– Что – это?
– Тот смех…
– Да, владыка. В руках у шайхского воина Хустов меч. – Апарал указал на останки дракона. – Он в два взмаха перерубил шею Ипарту Эрулу.
– Этого воина нужно убить!
– Да, владыка.
Кадагар поднес руку ко лбу, напомнив Апаралу отца – несчастного, потерянного Крина Не Фанта.
– Но… как?
Апарал склонил голову.
– Нужно лишь дождаться, пока все падут и останется он один. И спустить на него дюжину драконов. Владыка, это не Хустов Легион, а всего лишь один меч.
Кадагар закивал, его взгляд наполнился облегчением.
– Да, брат, именно так. – Он снова посмотрел на останки дракона. – Бедный Ипарт Эрул.
– Бедный Ипарт Эрул.
Владыка Света Кадагар Фант облизнул губы.
– Такая ужасная и бессмысленная утрата.
В каждом отзвуке, долетавшем до Сандалат Друкорлат, слышался призрачный смех. На каменном подножии, почти у ее ног, сидел Вифал. Он как будто дремал; смертельная усталость сделала бдение бессмысленным. Ну и ладно. В конце концов, в каждой неудаче есть тень иронии.
Сандалат закрыла глаза и прислушалась, ожидая, пока вернутся видения. Может, это были сигналы от Матери Тьмы? Или то всего лишь обрывки жизней, что застряли среди каменных стен? Мать, я сомневаюсь, чтобы здесь сохранилось хоть одно воспоминание о тебе. Этот мрак они сотворили сами. Я узнаю каждый голос, который гулом отдается у меня в черепе.
Вот Аномандр Рейк с запачканным кровью лицом обращается к Хустову Легиону:
– Вторжение началось. Враги готовы задавить нас числом. – Он делает медленный вдох, сжимая зубы от боли. – Я буду ждать их за разрывом, чтобы не пустить к Престолу Тени. Но врата остаются открытыми.
Он окидывает взглядом шеренги закованных в латы воинов.
– Слушай меня, Хустов Легион! Вы отправитесь к вратам. Пройдете через них, отбросите врага на ту сторону и будете удерживать его там. А когда вас останется всего пять, вы пожертвуете собой, чтобы запечатать разрыв. Вы положите свое Хустово оружие и свои Хустовы доспехи, чтобы навеки закрыть Старвальд Демелейн.
Взвизги клинков, чешуйчатых нагрудников, шлемов, наручей и поножей сливаются в оглушительный безумный смех. Лица андийских воинов, напротив, сосредоточенны и спокойны. Они торжественно салютуют владыке и уходят выполнять приказ.
Хустов Легион… больше мы вас не видели.
Но элейнты приходить перестали.
Воины, скольких вы убили на той стороне? Сколько костей усеивают нездешнюю равнину? Там, у врат? Я почти вижу… почти представляю себе поле скошенных костей.
Теперь над ним носятся тени, тени с небес.
Аномандр Рейк, нет такого слова «навеки». Впрочем, ты и сам это знал. Ты лишь хотел выиграть время. Верил, что к новому вторжению мы подготовимся. И как? Хоть кому-то удалось?
У себя в мозгу я слышу шепот подозрения. Ты заставил нас снова встретиться с ней. Точнее, не нас. Меня.
Ну что, Йедан Дерриг, убил дракона?
А как насчет еще тысячи?
Вифал знал, что видит сон. В городе мекросов, где он родился, не было зданий, выстроенных из дымчатого темного кварцита и облицованных антрацитом и слюдой. По грохоту и качке он понимал, что город плывет по неведомым морям, однако за скошенной дамбой, защищающей от штормов, не было видать ни зги. Ни звезд на небе, ни пены на волнах.
В городе не было ни одной живой души. Только скрип снастей.
– Смертный. Она не станет слушать. Она заблудилась в эпохах прошлого.
Вифал огляделся, затем досадливо крякнул. Это ведь богиня Тьмы – как еще она может выглядеть, если не пологом непроглядной черноты, укрывающим все вокруг?
– А я – одинокий островной город, отданный на волю неведомым течениям… Да уж, Вифал, Маэль свидетель, даже во сне тебе недостает изобретательности.
– Отчаяние – это проклятие, Вифал из мекросов. Ты должен предупредить ее…
– Прости, что перебиваю, Мать Тьма, но она меня давно не слушает. И, честно говоря, я на это не обижаюсь. Мне нечего ей сказать. Ты сама сделала ее правительницей пустого города, так что каких чувств ты от нее ждешь?
Темнота ничего не ответила. Возможно, его слова прозвучали слишком дерзко.
Вифал наугад поплелся вперед – не зная куда, но ощущая стремление дойти.
– Я утратил веру в серьезность мира. Любого мира. Всякого мира. Ты даришь мне пустой город, а мне хочется смеяться. Дело не в том, что я не верю в призраков. Верю. А как иначе? Насколько я могу судить, мы все здесь – призраки. – Он остановился и коснулся рукой холодной, влажной поверхности дамбы. – Только это и реально. Только это и существует мгновение за мгновением, год за годом, столетие за столетием. А мы… мы лишь проходим мимо, исполненные бесполезных мыслей…
– Ты себя весьма недооцениваешь, Вифал.
– Невелика трудность, – ответил он, – когда в тебе нет вообще ничего ценного.
– Этот островной город – призрак. Его истинное воплощение покоится на дне. Он плавает только в твоих воспоминаниях, Вифал.
Он хмыкнул.
– Призрачные сны о призраках в призрачном мире. Вот что я понял, Мать Тьма, благодаря знаниям, полученным от тисте анди и этих, как их, лиосан. Вы можете взять сотню тысяч лет и раздавить в ладони. Время не несет в себе правды. Только ложь.
– Она согласна с тобой, Вифал. Она родилась заложницей сговора судеб, обреченная на участь, которую не в состоянии вообразить, не то что противиться ей. Этим, как все понимали, она символизировала каждое дитя.
– Но ты пошла дальше, – покачал головой Вифал. – Ты не дала ей повзрослеть.
– Да, мы оставили их детьми навеки.
Город мекросов завершался изломанным обрывом, как будто его разорвало пополам. Вифал шагнул через край и почувствовал, что летит в черную бездну.
Он дернулся всем телом, вскинул голову и огляделся. Тронный зал в Харканасе. На троне сидит Сандалат и, закрыв лицо руками, содрогается в рыданиях. Вполголоса выругавшись, Вифал поднялся и, раскрыв затекшие, ноющие руки, заключил ее в объятья.
– Они все гибнут, Вифал! Там, на Берегу… Они все гибнут!
