Он отвернулся, изо всех сил стараясь сдержать переполнявшие его эмоции. Не вышло. Рутан расхохотался – от удивления и неверия.
– Делат? Адаэфон Делат?! Быстрый Бен, чтоб его! Клянусь Бездной, дерзости ему не занимать! И как я не разгадал его личину? Неудивительно, что он держался от меня подальше!
– Капитан?..
Рутан смотрел на Тавор и чувствовал, как рот у него расплывается в безумной, беспомощной ухмылке.
– И он погиб в битве с короткохвостыми? Худа с два!
Адъюнкт сжала губы в ниточку.
– Капитан Рутан Гудд, от тебя я такой тупости не ожидала. Конечно же, он не погиб. – Она указала рукой в сторону, где на обломке камня кто-то сидел. – Спроси хотя бы нашего армейского септарха Д’рек. Он тоже наконец это понял.
Банашар, как по команде, поднялся и нетвердой походкой подошел к ним. Растрескавшимся, кровоточащим ртом он произнес:
– О Старший, это все игры Быстрого Бена! – Он потряс пальцем перед лицом Рутана Гудда. – Он уже давно держит костяшки в своих потных ладонях. За тем же столом сидят Червь Осени, бывший Владыка Смерти, Престол Тени с Котильоном, не считая прошлых игроков – Аномандра Рейка, Дэссембрея и много кого еще. Ты правда думал, что несколько тысяч треклятых на’руков смогут с ним справиться? Что Адаэфон Делат умеет делать лучше всех, так это жульничать.
Повернувшись к адъюнкту, он изобразил поклон.
– Леди Тавор, думаю, не совру, если скажу, что запомню блеск ваших глаз, который имею честь лицезреть, до конца своих дней. Говорил ли я о героизме? Кажется, да, хотя из-за отчаяния вы, возможно, не слушали.
– В твоих словах, Верховный жрец, я нашла силы идти дальше. Прости, если не смогла ничего дать взамен.
– Моя госпожа, – тихо произнес Банашар, склонив голову, – неужели вы считаете, что мало даете?
Рутан Гудд почесывал бороду. Радость быстро угасала, и он боялся ворошить угли, не желая видеть, как искра надежды мелькнет и потухнет.
– Однако дилемма все равно остается, и как бы я хотел, чтобы Делат был здесь. Впрочем, похоже, даже он не смог бы найти выхода. Эта пустыня нас прикончит.
– Капитан, если я упаду, – сказала Тавор, – возьми мой меч.
– Если я его возьму и если вдруг возникнет необходимость его достать, он убьет меня.
– Значит, ты не Старший бог. Как ты и сказал.
– Как я и сказал. – Рутан невесело вздохнул. – Только все гораздо проще. Да, я прожил долгую жизнь, но лишь благодаря магии. Без нее я тут же обращусь в пыль. – Он оглянулся на Банашара. – Делат не единственный, кто садился играть с богами.
– Когда-нибудь я узнаю твою историю, Рутан Гудд. – Жрец грустно улыбнулся.
Рутан пожал плечами.
– Сказать по правде, она весьма печальна.
Они замолчали, будто все слова и чувства были выжаты до капли.
Вернулась Лостара, а вместе с ней девочка по имени Бадаль и мальчик с мешком.
Ном Кала шла по затихшему лагерю. Со всех сторон лежали неподвижные тела, кое-кто провожал ее взглядом из-под полуприкрытых век. От увиденных страданий глубоко внутри нее зашевелились давно забытые чувства. Ном Кала вспомнила, что стало с ее народом, когда их обступили стены льда, когда вымерли или ушли животные, когда не осталось еды, когда последних из ее сородичей перебили люди.
Спасением стал Ритуал, но он же оказался и темницей. Впрочем, для этих смертных такой выход невозможен. Еще один день. Да, ложь, но едва ли они успеют это понять. Смотрите, как они валятся с ног от слабости. Еще один день… Станет ли он для них подарком? Снова поход, снова люди будут умирать от изнеможения. Скажут ли они мне спасибо за лишние мгновения жизни?
Возможно, ее желание помочь проистекало на самом деле из жестокости…
– На что это похоже? – послышался тихий голос.
Ном Кала остановилась, повернула голову. Неподалеку сидел солдат и смотрел на нее.
– На что похоже – что? – спросила она.
– Быть… пылью.
Она не знала, что ответить, поэтому промолчала.
– Полагаю, скоро мы разделим вашу участь.
– Нет. Нас удерживает здесь память, а от вас ее не останется.
– Ко мне привязаны нити, т’лан имасс. Мое личное проклятие. Меня точно вытянут – по крайней мере, попытаются. И будут тянуть снова и снова.
Ном Кала вгляделась в солдата и мотнула головой.
– Я не вижу никаких нитей, смертный. Даже если они и были, их больше нет. Тебя ничто не удерживает. Ни воля богов, ни ложь, что зовется судьбой или предназначением. Ты связан только с тем, что внутри тебя, а от всего остального отрезан.
– Правда? Тогда понятно, отчего мне так одиноко.
– Да. Именно от этого.
– А как же вы, т’лан имассы? Вы… одиноки?
– Нет, но это не спасает. Каждый из нас одинок, просто мы одиноки вместе.
Солдат хмыкнул.
– Логика странная, но, кажется, я тебя понял. Можно попросить об услуге? Когда последний из нас падет, не рассыпайтесь в пыль, не сдавайтесь. Выйдите из этой пустыни. Выйдите из нее. Прошу.
– Ибо сказано, что пересечь эту пустыню не дано никому. Я услышала тебя, смертный.
– Так выйдете или нет?
– Выйдем.
Солдат тяжело вздохнул и лег спиной на скатку.
– Хорошо. Покажите им всем. Этого будет достаточно.
Ном Кала хотела уйти, но все же сказала:
– Не сдавайся, солдат. Еще один переход.
– А какой в этом толк? – спросил он, уже закрыв глаза.
– Еще одна ночь. Уговори своих товарищей идти. Я пообещала выполнить твою просьбу, а теперь прошу тебя выполнить мою.
Солдат открыл глаза, сощурился.
– Это настолько важно?
– Страдание – это пропасть, но у каждой пропасти есть другой край, и на этом краю ждет Падший бог. Я теперь одна из Семи, одна из Развязанных. Падший понимает, что такое страдание, смертный. В этом вы не одиноки. В этом не одиноки и т’лан имассы.
– Ладно, поверю. Кое-что он в страданиях смыслит. Как и ты. Просто это я не нахожу в этом утешения.
– Раз не находишь утешения, ищи силы.
– Зачем? Чтобы вынести еще больше страданий?
И правда, Ном Кала, зачем? Ты знаешь ответ? Есть ли он вообще?
– Когда переберешься через пропасть, смертный, покрепче ухватись за руку Падшего и задай ему свой вопрос.
– Удобно… – Солдат криво усмехнулся и снова закрыл глаза.
Ном Кала прошла дальше, терзаемая внутренней болью. Т’лан имассы видели взлет и падение цивилизаций. Видели гибель и возрождение целых стран. Видели, как моря затапливают все вокруг, и ходили по высохшему дну. Мы стали свидетелями мириад жизненных коллизий. От одинокого создания, доживающего последние мгновения, до тысяч, гибнущих в смутные времена.
