Сзади послышался шорох, и они оба обернулись.
За их спинами стоял т’лан имасс. Рутан Гудд хмыкнул.
– Один из наших дезертиров.
– Ном Кала, – произнес скелет. – Теперь мы в услужении у Падшего, Старший.
– Что ты намерена мне сообщить? – спросила Тавор.
– Адъюнкт. Здесь нельзя останавливаться, идите дальше. Нельзя сдаваться. Еще одна ночь.
– Я собираюсь идти столько ночей, сколько смогу, Ном Кала.
Скелет безучастно молчал.
Рутан Гудд кашлянул.
– Ты не хочешь, чтобы мы сдавались. Это понятно. Мы – последняя надежда Падшего.
– Ваши солдаты не справляются.
– Они не желают поклоняться Увечному богу. Не желают отдавать жизни ради дела, которого они не понимают. Смятение и непонимание ослабляют дух.
– Да, Старший. И поэтому вам нужно идти еще одну ночь.
– А потом? – вмешалась адъюнкт. – Какое спасение ждет нас на следующий рассвет?
– Семь Мертвых огней попытаются пробудить Телланн, – ответила Ном Кала. – Мы начали приготовления к Ритуалу отворения. Открыв врата, мы пройдем через них к источнику пресной воды, наполним там бочки и вернем их вам. Нам нужен еще один день.
– Вас же всего семеро, – произнес Рутан. – Слишком мало для этой пустыни.
– Мы преуспеем, Старший.
Рутан криво усмехнулся.
– Как скажешь.
– Так и будет. Передайте своим солдатам. Остался всего один переход.
– До спасения, – произнесла адъюнкт.
– Да.
– Что ж, хорошо, Ном Кала.
Т’лан имасс поклонилась обоим и, развернувшись, зашагала к лагерю.
Когда ее не стало, адъюнкт вздохнула.
– Капитан, за свою явно долгую жизнь ты хоть раз садился играть в кости с т’лан имассами?
– Нет. И до сих пор я думал, что поступал правильно.
– А теперь?
Рутан Гудд покачал головой.
– Они совсем не умеют лгать.
– И все же за попытку спасибо, – произнесла адъюнкт еле слышно.
– Нам это не нужно. Мы можем продолжать идти и так.
– Правда?
– Правда. – Рутан указал на Бадаль и Сэддика. – Сегодня, адъюнкт, я пойду с солдатами. Я расскажу им историю, в которой есть двое детей и мешок с игрушками.
Тавор посмотрела на Рутана.
– Эти дети?
Он кивнул.
– Эти дети.
Глава восемнадцатая
На морском берегу, где в тесном кругу
Поют рыбаки от неизбывной тоски
И на закате слышен плач у воды,
В зеркале уходишь ты.
Среди мертвых деревьев и высохших листьев
Дровосек бродит, себя не находит,
Слезами истекают земляные пласты,
И в зеркале уходишь ты.
Когда падает тьма на вершину холма
Иль совсем поутру, под дождем, на ветру
Дозорные занимают посты,
И в зеркале уходишь ты.
Следом за ним тянется дым,
Сошел с алтаря, в лучах славы горя,
Предназначенье свое исполнив почти,
В зеркале уходишь ты.
На сожженных полях, в жарких боях
Солдат погибает – за что, сам не знает,
В прах рассыпаются мечты,
А в зеркале уходишь ты.
Памятник сломан, храм разворован,
Символ веры изгажен, обезображен,
Красота не вечна, и ее не спасти,
И в зеркале уходишь ты.
Боги дают, а затем отбирают,
Из каждой молитвы,
Твою кровь выпивают,
Красоту восхваляют и убивают,
И когда уже ничего не спасти,
В зеркале уходишь ты,
В зеркале уходишь ты.
«Песнь последней молитвы»
(в эпоху свершения)
Севул из Коланса
Он почувствовал толчок, будто корабль качнуло на волне. За первым толчком последовал второй. Вспомнились пьянки, когда ты лежишь под столом, а тебя пихают сапогами под ребра. После третьего толчка, более сильного и нетерпеливо-раздраженного, он захотел выругаться, но губы отчего-то слиплись, поэтому из них вырвался только нечленораздельный стон.
Он решил, что, наверное, стоит открыть глаза.
Разлепить склеенные веки тоже оказалось непросто. Глаза сильно жгло, пока он пытался проморгаться. В полумраке над ним нависал расплывчатый силуэт. Пахло гнилью. Во рту ощущалась застарелая кровь. И какая-то горечь. Вкус поражения.
– Поднимайся.
Рядом присела еще одна фигура. На щеку легла мягкая рука, но, коснувшись жесткой щетины, отдернулась. А затем опустилась снова, да с такой силой, что голову развернуло набок.
– У нас мало времени, – послышался женский голос. – Дверь открыта. Это могут учуять.
– Яд выветрился, и уже давно, – произнес первый. – Он слишком долго пролежал без движения.
– Страж должен был…
– Бродит по каким-нибудь Путям, думаю. К счастью для нас.
– Поможешь ему подняться?
Он почувствовал, как его подхватывают под плечи и отрывают от пола. Поясницу и ноги пронзила резкая боль. Он не помнил, чтобы ему когда-либо было так тяжело держать свой собственный вес.
– Да стой ты уже. Я тебя долго не удержу.
– А мне, как думаешь, каково было? – спросила женщина. – У меня все кости трещали.
Он крякнул от боли в ногах и пошатнулся…
– Сделай шаг назад, вот так. Обопрись на стену. Теперь посмотри на меня, дурень. Посмотри хорошенько. Узнаешь?
Было темно, но лицо мужчины он разглядел. Всмотревшись ему в глаза, он нахмурился.
– Как меня зовут? – чеканя слова, спросил мужчина.
Он собрал всю слюну, что была во рту, и, работая языком, разлепил губы.
– Я тебя узнаю́, – выдавил он из себя. – Тебя зовут… Пятно.
