Слева от нее упали двое шайхов, и в освободившуюся брешь стали пробиваться трое лиосан.
Вифал сглотнул, осознав свою простую и ясную задачу. А затем кинулся навстречу врагу.
Что-то новенькое. Йан Товис это чувствовала. Йедан Дерриг со своими воинами подошел вплотную к разрыву и там сдерживал лиосан, не давая ни на шаг закрепиться на Берегу.
Он ничего не объяснял, и бой шел у разрыва, из которого, как из открытой раны, продолжали сочиться лиосан. Йан Товис вдруг осознала, что на этот раз передышки не будет, что битва идет до последнего солдата, пока одна сторона не падет. Конец наступит только тогда, когда последний меч вонзится в последнее бьющееся в агонии тело.
Откуда он знал? Что́ он совершил по ту сторону врат? Что́ он там увидел?
Время от времени она могла разглядеть спину брата, а еще слышала жуткий громогласный хохот, когда очередной лиосан взрывался фонтаном крови и его тело добавлялось к груде остальных, а поверх него начиналась новая схватка. Иногда она видела лицо Йедана, почти неузнаваемое. Хустов меч заставлял брата преодолевать усталость, куда бо́льшую, чем в состоянии выдержать человек. Йан Товис успела заметить плотно обтянутые тонкой кожей скулы и все-все сосуды, а также кровавые слезы, льющиеся из глаз.
Для шайхов наступила ночь. Песок медленно и молчаливо отмерял мгновения, и вот наконец пришло то время перед рассветом, которое кажется вечностью, – время Дозора. И Дозорный стоял. Он сражался, широко расставив ноги, чтобы удержать равновесие на горе из трупов.
Смотрите на него. Вот он, посреди вечности перед рассветом. Когда дух смертных слаб, когда страх пускает когти в сердце, когда просыпаешься такой одинокий, что хочется вопить. А потом… у тебя перехватывает дыхание, и ты чувствуешь. Чувствуешь, что ты не один.
Дозорный стоит на страже.
Все те, кто сражался рядом с ним, не сдавались и не отступали. Вместо этого они умирали. Один за другим.
Йан Товис чувствовала себя фигуркой, слепленной из пепла и крови, которой придали человеческую форму, обваляли в толченых костях предков. Она не сдавалась, потому что ее брат не сдавался, потому что граница пролегала по Светопаду и разрыв в нем был местом, где все решится.
А лиосан шли и шли, вырывались из бушующего вихря. Многие даже не успевали понять, в какой кошмар угодили, – их тут же пронзали пикой или разрубали мечом. Так они и умирали, прямо на пороге, пачкая кровью тех, кто приходил следом.
Йан Товис не знала, сколько шайхов и летерийцев осталось. Ей снова, как и столетие, а то и больше назад, привиделось, будто Йедан Дерриг один – последний – стоит перед разрывом. Только теперь видение казалось не игрой воображения, а пророчеством.
И все потому, что я отказалась преклоняться перед Берегом.
Дракона в разрыве не было. Если бы он появился, она бы не стала мешкать. Она бы бросилась вниз, веря, что Йедан убьет чудовище, а ее кровь возьмет над ним верх и возведет на его крови новую стену, которая скроет разрыв.
Почему я ждала? Почему сопротивлялась?
Почему я считала, будто моя свобода чего-то стоит? Почему я вообразила, будто имею право выбирать свою судьбу или отрекаться от нее?
На колени встают только побежденные. Только рабы и те, кто отдают свою жизнь в чужие руки.
Однако теперь… я тоже встану на колени. Ради спасения своего народа – той горстки, что осталась. Где вы, девочки-ведьмы? Я готова. Выпустите мне всю кровь до капли.
Взмах мечом, и лиосан перед ней падает на колени, словно передразнивая ее внезапное желание. За его спиной Йан Товис увидела брата. Тот обернулся, и их взгляды встретились.
Она всхлипнула и кивнула.
Йедан Дерриг раскинул руки в стороны.
– Назад! – проревел он. – Десять шагов!
И приготовьтесь встречать дракона.
В тронный зал снова вошел Спиннок Дюрав. Он не улыбался, да и вообще его лицо напоминало плохо сидящую маску. Там, где оно должно быть гладким, откуда-то взялись складки. А еще он постоянно отводил взгляд, когда смотрел в сторону сидящего на троне.
От него пахло горелым деревом, будто он принес за собой смерть леса, и у его ног вился дымок – тоненькие змейки, видеть которые могла только она.
– Королева, – сказал Спиннок, опускаясь на колени.
– Расскажи, что происходит с моими легионами, – произнес напряженный, слегка срывающийся голос.
– Некоторые командиры поддались истинной природе своей души, – ответил Спиннок, глядя то ли на подножие трона, то ли на пару ног в сапогах. – В воздухе витает запах…
– Если огонь подойдет ближе, город сгорит.
– Остановить этот пожар можешь только ты, королева, ведь он начался по твоей воле. Мы видим, ты страдаешь, но пока не понимаем почему. Какой договор ты заключила с Силаной? Почему она выжигает все вокруг? Почему она надвигается на славный Харканас?
– Славный? – презрительно бросила Сандалат. – Здесь есть место только для призраков, и я теперь одна из них. Чтобы нас забыли, город должен пасть. Чтобы нас простили, город должен быть погребен вместе с нашими грехами. Чтобы со всем покончить, город нужно обратить в пепел.
– Королева, мы проделали долгий путь от Внешних пределов. Мы шли по сотне скрытых троп, запомнить которые удалось только вору. А потом наши командиры поддались хаосу. Крови элейнтов.
– Проклятая кровь!
– Королева?
– Нет! Однажды я уже была ею отравлена. Ты ведь знаешь, Спиннок Дюрав! Ты видел это!
Он еще ниже опустил голову.
– Да, я видел, что произошло. Видел, что ты пыталась скрыть.
– Я не просила их вернуться. Не просила!
Спиннок поднял глаза, склонил голову набок.
– Кажется… это что-то важное. Кого ты не просила вернуться?
Жесткие, холодные руки легли ей на лицо. Она чувствовала их как свои, пальцы решеткой закрывали глаза. Пахло растопленным свечным воском.
– Ты не слышишь?
– Что я должен слышать, королева?
– Крики. Крики умирающих. Ты их не слышишь?
– Да, вдалеке какой-то шум. Светопад…
– Светопад! – Сандалат выпучила глаза, но не могла ни говорить, ни думать.
– Что происходит? – с тревогой спросил Спиннок.
Что происходит? Все и сразу!
– Как твои войска? В боевой готовности?
Он кивнул.
– Да, королева. Они ждут на Дороге Слепого Галлана.
На Дороге Слепого Галлана? Такой дороги не было. Тогда. Когда Спиннок Дюрав приходил к своему владыке. Я сошла с ума.
