Книга седьмая. Твой личный берег
Замри!
Резкий, обжигающий жар
Запутанных поступков,
Таких неосознанных.
Я бежал от толпы,
Прорвал занавес и вытек в него
Под твоими ногами.
Мои слова не на день,
Не на год и не на столетие.
То, что скажу я, эхом откликнется
В тысячелетиях.
Насмешливые грабители
Бродят у отверстых пещер,
А вместе с ними вздымаются
Легионы пыли.
Ведут себя как победители.
Дрожащие тропы,
Мечущиеся вправо и влево,
Окрысившиеся и обозленные,
Мои слезы не утолят твою жажду,
Кровь моя не тебе предназначена,
Я бегу все еще
В одиночестве, как и был,
И ветер, целующий мне лицо,
Отсюда и навсегда
Свежий и чистый,
Как чудо.
«Легионы пыли»
Аталикт
Глава двадцать первая
«В скромности его было не упрекнуть. Замыслив самоубийство, он призвал дракона».
«Блажь Готоса»
Готос
«Даже если ты преуспеешь, Котильон. Вопреки всем ожиданиям, даже вопреки всем устремлениям. Все равно будут говорить о твоей неудаче».
Он стоял в месте, где ткань Тени нарушил всплеск. Рана постепенно затягивалась. Больше о битве и пролитой крови не свидетельствовало ничего. Однако дыхание хаоса по-прежнему чувствовалось близко-близко, еще мгновение, и оно прорвется. Безумие чародеев, амбиции страждущих… нас окружают глупцы – все знакомые, увы! – которым нужно больше, чем они имеют. А самое мерзкое – мы в этой толпе не кажемся лишними. Слова Идущего по Граням не отпускали. От масштаба приведенных в движение планов захватывало дух. Что ж, момент настал. Пути назад нет, и многое – очень многое – уже вне нашего контроля.
Он видел отпечатки на серой пыли, которые напоминали, что есть и другие побоища, другие места, где продолжается битва. Все сложно, и, когда проливается кровь, нельзя угадать, сколько лазеек она себе пробьет.
Престол Тени, друг, мы сделали все, что могли, но ставки в этой игре выходят за пределы наших самых смелых фантазий. Риск… боги, какой риск. Он потянулся к кинжалу на поясе, затем тряхнул головой и расправил плечи.
Вдох. Выдох. Терять нечего…
– Ты требуешь от меня слишком многого. Да, конечно, я осознаю необходимость. Какие бы угрозы я ни выдвигал, магия мне не враг. И никогда им не была. Более того, я завидую дарам этого мира. У меня на родине… Впрочем, не важно. Вера может прогнить. Чтобы перечеркнуть будущее, достаточно одного предательства.
Ты бы не узнал меня в гневе. В нем я пылаю ослепительным светом. Среди оставленных мной полчищ есть и те, кто, невзирая на смертное обличье, возомнил себя богами. Ни одному настоящему богу не под силу устроить такую тиранию. Они порабощали поколение за поколением – тех, кто ходил с ними по одной земле, пил одну воду, дышал одним воздухом. Они сделали все, чтобы те стояли на коленях, покорно склонив голову. И каждый из рабов, осмысливая свою жизнь, видел – если осмеливался – только правду. А потому почти весь мой мир, почти все мои дети живут в муках и отчаянии, постепенно наполняясь гневом.
Должно ли так продолжаться? С точки зрения тиранов – конечно. Иногда я мечтаю… да-да, знаю, что у тебя мало времени… я мечтаю вернуться и зажечь мечи священным возмездием. Я мечтаю, Престол Тени, убить тех мерзавцев, всех до единого. Не в этом ли смысл божественности? В том, чтобы стать неумолимым орудием справедливой кары?
Согласен, было бы прекрасно.
Но нет, я не настолько глуп. Ничего не изменится. И даже если ты совершишь невозможное: освободишь меня руками горстки смертных и отыщешь тропу… стоит мне ступить на родную землю, меня выхолостят. Обескровят. Выпотрошат, снимут кожу и растянут ее, чтобы укрыться в тени от жара огней, которые они сами и зажгли. В этом-то и беда с тиранами. Они всех переживают.
Я сделаю то, о чем ты просишь. Точнее, попытаюсь. Мне недостает многих частей, и я уже отчаялся когда-либо снова их увидеть. Насколько я понимаю, у Шкуродера, узурпировавшего престол моего Дома Цепей, много врагов. Теперь еще добавлюсь и я. Как думаешь, его мучает бессонница?
Нет, вряд ли. Предатели подобным не страдают.
Престол Тени, ты ведь не предашь меня?
Не предашь?
– Карса Орлонг, куда подевались боги мира?
Тоблакай, пригнувшись, вышел на улицу.
– Не знаю.
Хватка посмотрела на город. Сколько бед и тревог. Может, наконец, сейчас все пошло на лад? Хотя нет, бурление под безмятежной поверхностью никуда не делось.
– Знаешь, как туда попасть?
Карса смерил ее взглядом.
– Знаю.
Хватка глубоко вздохнула. В хижине за спиной великана послышалось шевеление. Хватка подняла голову и посмотрела в глаза тоблакаю.
– Карса Орлонг из теблоров, я призываю тебя исполнить давнюю клятву. По пути туда, куда ты идешь, тебе встретится увечный жрец – калека, уличный попрошайка. Он заговорит с тобой, и из его слов ты все поймешь.
– Я уже все понял, малазанка.
– Карса…
– Богов войны слишком много.
Он взял меч; из хижины донесся женский плач.
– И ни один из них не понимает истины.
– Карса…
– Женщина, – произнес он, оскалившись, – когда дело доходит до войны, кому нужны боги?
Хватка посмотрела ему вслед и тихо проговорила:
– Прошу тебя, Даруджистан, не становись у него на пути…
Над биваком в отдалении клубилась пыль. Паран откусил от незнакомого фрукта, который добыли фуражиры, и утер сок с бороды.
– Первый Кулак, вы бы очень мне помогли, если бы стояли неподвижно.
Паран повернул голову. Ормулогун отчаянно черкал обожженной веткой ивы по выбеленной доске. У его ног сидела толстая жаба и внимательно следила за работой.
– Твоей мазне уже ничто не поможет, – произнесла жаба со вздохом.
– Это для потомства! – воскликнул императорский художник.
– Какое, в задницу, потомство? – отозвался Гамбл. – Прошу прощения за грубость. Никто не ценит критиков.
