Я повернула голову и нашла глазами Антона. Он сидел в первом ряду. Когда я входила в аудиторию, то была настолько поглощена своими переживаниями, что не обратила на него внимания. А он не окликнул меня, как делал обычно.
Мой приятель заметно нервничал. Возможно, только я одна из всей группы догадалась о его ориентации. Убедившись, что психолог, не стесняясь, прилюдно высмеивает абсолютно все, Антон готовился к разговору как к пытке.
Я несколько минут смотрела на него в упор. Наконец, приятель почувствовал мой взгляд и обернулся. Я улыбнулась ему, мысленно посылая лучи поддержки; Антон благодарно кивнул.
Новый преподаватель перехватил этот взгляд и торжественно предложил:
– Давайте позволим обнажить душу единственному мужчине из вашей группы.
Холеный психовед определенно меня раздражал; зато, слушая его, я почти отвлеклась от мыслей о Роберте.
Антон, понурившись, поплелся к месту допроса.
– Здравствуйте! – добродушно начал преподаватель.
– Здравствуйте, – обреченно промямлил парень.
– У вас полная семья? – поинтересовался психолог.
– Да. Мать и отец. Я у них один.
– Прекрасно, – обрадовался Вишневский, – и что вам запрещается?
Антон удивленно пожал плечами:
– Мне никогда и ничего не запрещали. С самого детства. Меня очень любят. Обо мне заботятся.
– Вам приобретают именно те вещи, которые вы хотели бы купить сами?
– Не всегда. Иногда мама считает, что мне гораздо больше подходит белый вязаный свитер с милым рисунком, а мне бы хотелось надевать что-то более строгое, стильное и желательно черное, – Антон завистливо осмотрел наряд преподавателя, – а мама хочет, чтобы я продолжал одеваться как подросток.
– И как вы выходите из ситуации? Ведь ваши потребности возросли.
– Ну… – задумался мой приятель, – я коплю. Иногда прошу в долг у родителей.
– А чем отдаешь? – просто спросил Юрий Романович, стремительно переходя от «вы» на «ты», – ты ведь не работаешь?
– У меня стипендия, – неуверенно ответил Антон. Он начал покрываться пунцовыми пятнами, и я поняла, что психолог попал в точку.
– Стипендию ты еще не получал. Первый раз ты получишь ее не раньше чем через три недели, и будет она невелика, – жестко возразил преподаватель, – так что рассказывай, откуда ты берешь деньги на свои маленькие слабости. У тебя наверняка крутой телефон. Вон обувь хорошая, я вижу. Очень по-взрослому все. Без оленей на свитере. Рассказывай.
Антон буквально вжался в кресло. Его лицо ежесекундно меняло цвета, левая нога непроизвольно дергалась. Мне стало жалко парня, и я, конечно, влезла:
– Послушайте, а вы случайно не в ФСБ работаете? А то там именно так людей раскалывают.
Мне просто хотелось отвлечь внимание Вишневского от Антона, чтобы дать последнему время придумать ответы на каверзные вопросы.
– Фамилия, – бросил Юрий Романович.
– Богданова, – так же коротко ответила я; после вчерашних, да и сегодняшних событий мне было нечего бояться.
– Ну, Богданова, – неожиданно приветливо заговорил психолог, – раз вы так удачно проявились, идите ко мне. С юношей, как мне кажется, мы уже разобрались. Если у кого какие вопросы возникли по этому поводу, можете задать их сейчас.
В аудитории повисла тишина.
– Нет вопросов. Прекрасно. Богданова, прошу вас. – Он жестом пригласил меня присоединиться.
Проходя мимо Антона, который, слегка пошатываясь, шел на свое место, я почувствовала легкое касание его руки. Вероятно, таким образом он благодарил меня.
– Итак, Богданова! – начал Вишневский, развалившись в кресле. – Как вас зовут?
– Мила.
– А по отчеству?
– Игоревна.
– Отлично. Значит, ваш папа – Игорь.
Я не удержалась и съязвила:
– Вы удивительно проницательны.
Вишневский усмехнулся:
– Допустим. И что же ваш папа? Он вас любит?
Я понимала, куда он клонит – комплекс Электры и все такое. Но это не про меня. Мне никогда не хотелось компенсировать отсутствие папы романом с каким-нибудь взрослым дяденькой. Многие девушки, отцы которых живут отдельно, подсознательно выбирают себе кавалеров постарше. Таким образом они хотят восполнить потребность в отцовской любви. А получают престарелых любовников, вот удивительно.
– Мой папа – хороший и добрый человек. А еще он – честный. Когда он разлюбил маму, то прямо так и сказал ей об этом. Он не стал влачить жалкое существование рядом с нелюбимым человеком и ушел.
Я замолчала, но тут же торопливо спохватилась и добавила:
– Мы с ним встречаемся.
– Как часто?
– Несколько раз в год, – соврала я: мы с отцом созваниваемся несколько раз в год, а вот видимся – от силы один.
Юрий Романович скептически посмотрел на меня:
– Вы не обманываете нас?
Я спокойно посмотрела ему в глаза:
– Даже если и обманываю, то это мое личное дело.
– Интересный случай, – пробормотал Вишневский.
– А главное, редкий! – ехидно поддержала я. – У нас ведь все отцы проживают вместе со своими детьми. Семью они, как порядочные люди, не бросают. Живут себе, живут. И только один мой папочка решился на крайний шаг. Пожалуй, вам стоит собрать консилиум по этому вопросу. Я вам все подробненько расскажу, а пока, если ко мне нет вопросов, я, пожалуй, пойду…
Выговорившись, я резко встала и направилась на свое место. За эти пару минут моя неприязнь к психологу только возросла. При ближайшем рассмотрении он производил впечатление вполне нормального, даже очень симпатичного человека. У него было ухоженное румяное лицо, голубые лучистые глаза, которые могли бы принадлежать ребенку, чуть-чуть наивный взгляд. Но я чувствовала, что за этой приятной вывеской скрывается лживая и гадкая натура. Сердцевина у этого психоведа была гнилой.
А в людях он действительно разбирался. Он сразу прочитал недоверие в моем взгляде и посмотрел на меня холодно, не забыв при этом учтиво улыбнуться.
Отличие этого Вишневского от других мужчин было очевидным: он не запал на меня, а лишь профессионально заинтересовался. Возможно, если бы в последние дни моя жизнь протекала размеренно и мирно, я бы не заподозрила ничего дурного. Но теперь приходилось быть начеку.
Я беспрепятственно прошла на свое место. Меня никто не окликнул. В аудитории царила мертвая тишина.
– Теперь минуточку внимания! – почти вскрикнул Юрий Романович.
Я вскинулась.
– Вы сейчас могли наблюдать типичный пример того, как сильная личность этой девушки смогла счастливо избежать инцестуозной фиксации своего либидо, но все же я полагаю, она может быть не вполне свободна. Явным отзвуком этой фазы развития является ее возможная серьезная влюбленность в немолодого, обладающего авторитетом мужчину, который может оживить в ней образ отца, – торжественно возвестил психолог.
