– Нашли мою машину. А рядом с ней кучу трупов. И еще машины, тоже разбитые. Мы с тобой сделали все, чтобы «Мазду» нельзя было опознать, но следователь пришел и начал показывать мне фотографии с места происшествия.
– Ты брала их в руки?
– Конечно. Было бы странно, если бы не взяла. Вот я их и разглядывала, изображая интерес.
– Ты не почувствовала жжения на кончиках пальцев, покалывания?
Я заволновалась:
– Нет. А что?
– Мой доктор сделал анализы в первый же день, как только ты слегла. Сказал, еще несколько часов, и была бы остановка сердца. Тебя отравили сильнодействующим ядом, который проник в кровь через кожу. Скорее всего, снимки были пропитаны этим веществом, а ты за них подержалась.
– Вот так следователи у нас в милиции! – воскликнула я. Страх, который накрыл меня вначале, сменился яростью. – Они зачем людей травят? Без суда? Без следствия? – почти кричала я.
– Успокойся, – прервал меня Роберт, – если тебя это утешит, то Черепанов – не сотрудник милиции. Нет такого человека. Не работает он в органах правопорядка.
Я непонимающе уставилась на англичанина.
– А где он работает?
– Там, где никогда ничего не расследуют. Там просто принимают решения – жить человеку или нет. Все просто и быстро.
Я похолодела:
– И кто решил, что меня надо… убрать?
Роберт молчал.
– Послушай, – взмолилась я, – расскажи мне все! Я так скоро с ума сойду. Я ничего не понимаю. Вокруг меня уже давно творится что-то непонятное, а я не знаю, что мне делать, как себя вести.
Я замолчала, почувствовав, что перехожу на ультразвук. Еще не хватало, чтобы он счел меня трусихой.
– Достаточно и того, что ты спасена. Доктор, который ввел тебе противоядие, нарушил должностную инструкцию. Герберт может понести серьезное наказание, но тем не менее он пошел на это как друг.
– Герберт?! Но как? Я не знала, что он – доктор.
– Герберт – квалифицированный врач. И очень честный. Он не смог мне отказать, когда я попросил о помощи. А должен был. Ведь тебя нельзя было спасать.
Я буквально задыхалась от эмоций:
– С каких это пор спасение человеческой жизни нарушает какие-то там инструкции?! Тем более он врач, который давал клятву!
– Не все врачи дают эту клятву и уж тем более не все ее выполняют, – сквозь зубы процедил Роберт.
– Тем не менее я не понимаю, почему меня нельзя было спасать. Я что, распространяю опасный вирус, который может погубить человечество?
На этот раз Роберт промолчал. Я глубоко вздохнула и огляделась. Стронг направил машину в арку жилого дома сталинской постройки. Мы очутились в зеленом дворике, в глубине которого стояла старая хрущевская пятиэтажка. Англичанин остановился и сказал:
– В одном ты можешь быть уверена – я не дам тебя убить. Никому. Я тебя чувствую. Если тебе плохо или больно, я окажусь рядом.
– Сильно смахивает на фильмы про суперменов, – язвительно заметила я, злясь на Стронга за то, что он не спешил отвечать на вопросы.
– Послушай, Мила! Ты очень скоро все узнаешь. И поверь мне, тебе не станет спокойно после того, как это произойдет. Твоя жизнь круто изменится. Ты уже поняла, как быстро это происходит. Позволь себе еще немного побыть в этом безмятежном неведении. Наслаждайся этим. Я бы многое сейчас отдал за то, чтобы ничего не знать, но это невозможно.
Я помолчала, потом медленно произнесла:
– Я очень, очень верю тебе.
Роберт улыбнулся солнечной улыбкой и сказал:
– Спасибо. Знаешь, когда ты лежала там, в своей постели, и бредила, мы славно с тобой пообщались. Ты даже меня не перебивала, и я смог выговориться.
– Если захочешь поболтать еще, милости прошу. Я готова.
Он улыбнулся и вышел из машины. Я тоже.
Мы приблизились к пятиэтажке. Это был старый дом, с отвалившейся штукатуркой, ржавыми газовыми трубами, которые шли прямо поверх стены, над окнами квартир. Весь фасад был исписан, водостоки, начинающиеся сверху, резко обрывались где-то на уровне третьего этажа. В общем, со дня на день дом должны были расселить – но пока не торопились. По двору с оглушительным гиканьем носился мальчишка лет семи. Он держал в высоко поднятой руке самодельный вертолет и сейчас, должно быть, воображал себя отважным пилотом. Роберт с тихой грустью посмотрел на мальчика и отвернулся.
– Не удивляйся, что я привез тебя именно сюда. Ах, да, я совсем забыл, что ты уже ничему не удивляешься, – наконец произнес он, – просто когда-то, очень давно, мне было здесь очень хорошо.
Я не поняла его. Какие воспоминания могли связывать англичанина, в первый раз посетившего Россию, и этот старый сарай, затерявшийся между большими домами? Спросить я не решилась, но смотрела на Роберта с недоумением.
– Мне просто хотелось вас познакомить, – он опять говорил загадками, – мне наконец-то снова хорошо, как в детстве. – Роберт посмотрел на меня и добавил: – С тобой.
Все лишние вопросы испарились. Осталось только одно, по-настоящему важное в этом мире – его глаза. Я утопала в них. Стронг предложил:
– Тут недалеко есть маленький сквер. Ты не против, если мы прогуляемся? Тебе не тяжело ходить?
Я звонко рассмеялась, и Роберт сказал:
– Так смеются только по-настоящему счастливые люди.
– Ты повторяешь мои слова! – не выдержала я и, схватив его за руку, потащила к арке.
Мы вышли на шумную улицу, по которой, несмотря на выходной день, торопливо мчались многочисленные машины, и пошли в сторону сквера. Я не знала, почему Стронга так тянет сюда, в старый рабочий район коммуналок, населенных алкашами и маргиналами, но была уверена, что мне будет хорошо с ним везде. Абсолютно везде. Поэтому вопросов вроде: «Что мы тут забыли?» – я не задавала. Просто шла рядом.
Маленький скверик на пересечении двух улиц оказался очень уютным и почти безлюдным. Мы выбрали деревянную, довольно чистую лавочку, скрытую от любопытных глаз аккуратно подстриженными кустами. Роберт опустился на нее, жестом приглашая меня последовать его примеру, но мне хотелось большего, чем просто устроиться рядом. Я уселась на его колени, обвив руками его шею. Стронг запустил руку мне под волосы и прижал к себе, вдыхая мой запах. В этом едва заметном для других движении было столько страсти и нерастраченной нежности, что я застонала. Роберт еще сильнее прижал меня к себе, и я почувствовала, как он весь напрягся подо мной. Это ощущение было мне незнакомо, что делало его еще более острым.
– Ты что творишь? – хрипло спросил он. – Думаешь, я железный?
– Я просто живу, – тихо ответила я, – и не хочу откладывать жизнь на потом. Ты сам посоветовал мне это, забыл?
Замолчав, я взяла руками его лицо и приблизила к своему. Мгновение – и мы уже целовались, страстно, без всякого страха быть застигнутыми врасплох. Мы припали друг к другу, как усталые путники – к живительному источнику.
