– Роберт! – простонала я. – Он пытался рассказать мне это, но я не придала большого значения его словам. Я была слишком взволнована своими чувствами, чтобы слушать внимательно…
– О том, что пять лет назад он всех ввел в заблуждение, дав неверную информацию, стало известно только сейчас, – хрипло проронил Герберт.
– Вокруг тебя поднялась шумиха. Все эти влюбленные Самураи, которые, по идее… – Лиза осеклась на полуслове и смущенно замолчала.
– Короче, ты – персона заметная, – подытожил Герберт, укоризненно глядя на Лизу.
– Влюбленные Самураи? – ошеломленно прошептала я.
– Нам пора, – чересчур быстро проговорила Лиза.
Я поняла, что вечер откровений закончен, и спросила:
– Вы ведь вернетесь?
Лиза молча посмотрела на меня, и мне показалось, что в ее глазах промелькнула грусть. Вдруг она порывисто обняла меня и прошептала:
– Не могу на тебя сердиться, хотя ты сильно усложнила жизнь моему брату и всем нам в придачу. Я знаю, ты не со зла.
Я виновато пожала плечами:
– Сама не понимаю, почему все так происходит.
Девушка отстранилась:
– Держись. Тебе скоро нелегко придется. Я бы хотела быть с тобой, но не могу нарушать приказы. Мы не можем. – Она посмотрела на Герберта, и я впервые почувствовала в ее взгляде скрытое чувство. Мне показалось, что Лизе нравится этот красивый парень, но она боится признаться в этом даже самой себе.
– Надеюсь, мы скоро встретимся. И знаешь что? Не беги от себя. Я уверена, ты способна любить, хоть и не считаешь себя человеком, – сказала я.
Глаза Лизы вспыхнули, и я поняла, точнее, почувствовала, что попала в точку. Она посмотрела на меня, потом на Герберта и пробормотала:
– Ты ничего не знаешь.
– А ты? – улыбнувшись, спросила я. – Ты знаешь?
– О чем это вы? – обеспокоенно спросил парень.
Я ничего не ответила, просто подошла к нему и пожала его руку.
«Удивительно. У этих супергероев – обычные человеческие проблемы. Им кажется, что они выше чувств, но это только самоуверенность. Все, кто живет на этой планете, обязаны любить. Это закон Земли. Здесь есть все: войны, разрушения, стихийные бедствия, ненависть, катастрофы. Но то, ради чего мы живем, дышим, стремимся чего-то достичь, живет в наших сердцах. Кем бы мы ни были и какую бы задачу мы ни выполняли. Это выше нашего понимания и неподвластно нашей воле. Эта планета создана для любви, и любовь здесь – такой же закон, как и всемирное тяготение. Настоящее чувство придет к каждому, и этому нельзя противиться. Так же, как нельзя пытаться остановить извержение вулкана».
– Я буду очень скучать, – нечаянное признание сорвалось с языка, – теперь мне будет одиноко без вас. Вы все покинули меня.
Герберт тепло посмотрел на меня и кивнул на прощание. Они оба явно были расстроены.
Я помахала вслед удаляющемуся джипу и пошла в дом. На душе было неуютно и хмуро, словно в дождливый день. В голове роилась целая туча вопросов, на которые больше некому было ответить. Я снова оказалась одна, едва успев обрести любимого и друзей. «Увижу ли я Роберта? Лизу? Герберта? Что ждет меня впереди? Какой будет моя жизнь, когда в нее вмешаются посторонние – те, кто давно интересуется мной?»
Придя домой, я обнаружила мать в гостиной. Она смотрела какое-то ток-шоу по телевизору.
– «Мазду» из ремонта забрала, – тихо сказала я, – вон, во дворе стоит, под навесом.
Не отрываясь от экрана, мать кивнула. Я устроилась рядом с ней на диване. Во мне проснулась такая нежность, что я позволила себе то, чего никогда не делала, – прижалась щекой к ее плечу и тихонько пробормотала:
– Мамочка, что бы ни случилось, знай – я очень тебя люблю.
Мать удивленно посмотрела на меня и спросила:
– Ты чего, съезжать от меня собралась?
– Надеюсь, что нет, – тихо ответила я.
– Ну, тогда чаще появляйся дома, чтобы я не забыла, как ты выглядишь, и я буду знать, что ты меня любишь, – спокойно проговорила мама и снова повернулась к телевизору.
«Кто знает, как часто я стану появляться дома, после того как… Чем я должна буду заниматься? Придется ли мне делать то, чего я не хочу?»
На последний вопрос я, кажется, знала ответ.
Приглашение
С утра мне совершенно не хотелось вылезать из постели. Не было никакого желания одеваться, завтракать, идти на учебу. «Ради чего? Кто меня ждет? С кем можно будет поделиться своими сокровенными мыслями?»
С головой укрывшись одеялом, я решила остаться в этом теплом коконе навсегда; но мечте не суждено было сбыться: в комнату вошла мама и строго сказала:
– Мила, ты ведь не хочешь пропустить занятия? Уже восьмой час.
– Встаю, – промямлила я, вылезая из одеяльного гнезда.
С трудом нашарив тапочки, я поплелась в душ. Включив холодную воду, я решительно шагнула под тугие струйки и обнаружила, что от недавней тоски не осталось и следа. Ко мне разом вернулись бодрость и вера в прекрасное будущее.
В шкафу обнаружилась коротенькая черная юбка с воланами из шелка, и я не задумываясь нацепила ее на себя; к ней прекрасно подошла узкая жилетка с лаковыми вставками и короткая джинсовая курточка. Боевой настрой требовал одеться именно так. Оглядев себя в зеркале, я осталась довольна и, спустившись в холл, достала из шкафа высокие сапоги из черной замши.
Мать с удивлением оглядела меня и спросила:
– Ты куда это собралась в таком виде?
– На занятия, – весело сообщила я.
– А чуть скромнее нельзя было одеться?
– Не сегодня. Мам, позавтракаю в универе, – бодро произнесла я, убегая.
Дорога была влажной от дождя, и меня несколько раз заносило на поворотах. Наконец, я вырулила на шоссе и прибавила ходу, опасаясь опоздать к первой паре.
Припарковав машину на стоянке перед универом, я стремительно двинулась к центральной лестнице. Поднимаясь по ней, я почувствовала взгляд – тот самый, так напугавший меня в первый день учебы. Сейчас я уже не сомневалась, что следят именно за мной. Резко оглянувшись, я увидела позади себя стайку девчонок из нашей группы – старосту Таню, Антошкину подругу Марину, беленькую Олю и еще нескольких. Они щебетали, не обращая на меня никакого внимания.
– Привет! – громко сказала я, подходя к компании.
Все обернулись. Каждая из девочек внимательно оглядела мой наряд; прочитав в их глазах неприкрытую зависть, я усмехнулась: они не понимали своего счастья. У них было то, чего не было у меня: право жить спокойной жизнью и творить свою биографию самостоятельно.
Староста Таня опомнилась первой:
– Привет, Мила! Как дела?
