– Хай!
– Это Майкл. Он из Техаса, – шепнул мне на ухо Антошка. – Зачем ему русский язык, ума не приложу. Ты прикинь, он еще и нашим народным творчеством увлекается. Берет уроки игры на балалайке. Вообще, бред.
Я подумала, что человеческая душа – действительно потемки, раз молодые люди едут через весь мир, из Америки в Россию, чтобы познакомится с культурой и традициями наших предков, в то время как нам, русским, едва ли интересно это.
Я невольно прониклась симпатией к пареньку, но мне нельзя было поощрять его интерес. Лучше было прервать любое общение на начальной стадии, чем потом наблюдать за мучениями хорошего человека. Если бы я знала это еще до того, как встретила Алексея Львовича Руднева, то не позволила бы ему даже приблизиться ко мне! Да, ему бы стало очень неприятно, но зато финал истории мог быть другим.
Я решительно перевернула записку очкарика и написала на обратной стороне: «Даже не думай. И другим передай. Я не свободна». Затем скомкала бумажку и бросила ее влюбленному американцу. То, что паренек уже «поплыл», было очевидно. Я не знала, почему одни мужчины реагируют на мой дар быстрее других; этому Майклу, похоже, любовь уже ударила в голову. Он поймал мою записку, развернул ее, не сводя с меня восхищенных глаз, затем прочитал – и побледнел. Наверняка он не ожидал такого резкого отказа. Парень вскинул голову, и по оскорбленному выражению лица я поняла, что он переживает.
Я выдержала взгляд Майкла и кивнула в доказательство своих слов, желая, чтобы у него не осталось и капли надежды. «Поступи я так с остальными, глядишь, обошлось бы без жертв. Хотя… Вадиму Олеговичу я не давала ни малейшей надежды, а вон как все обернулось».
Тряхнув головой, чтобы отогнать навязчивые мысли, я сосредоточилась на происходящем вокруг.
Семинар был в самом разгаре. Преподавательница увлеченно рассказывала нам о формах невербальной передачи информации на занятиях. Оказывается, настоящий педагог должен был владеть всеми методами воздействия на учеников. Нам предлагалось разбиться на пары и попробовать без слов передать информацию своему партнеру. Я беззвучно застонала: «Ну, почему просто нельзя тихо посидеть и послушать то, что говорит преподаватель?!» Мне совсем не хотелось светиться. Тем не менее я постаралась заполучить в партнеры Антона. Сидя за одной партой, мы просто повернулись друг к другу и стали придумывать, что бы такое закодировать.
– Ваши послания надо написать на листочке! – громко изрекла Семипалатова. – После того как задание будет выполнено, мы развернем эти записки и проверим – правильно ли вы угадали.
Я послушно вырвала из тетрадки листок и нацарапала на нем: «Хочу, чтобы занятия поскорее закончились и мы поехали в ночной клуб на Лубянке». Я была уверена, что Антошка написал в своей записке то же самое. Мы оба свернули бумажки и положили их на парту.
– А теперь разбейтесь на пары! Только партнера выбирайте из другой группы! Да, девочки. Что вы на меня так смотрите, Мила? Вы должны уметь передавать свои послания даже людям, которые хуже вас понимают по-русски. – Последняя фраза была обращена ко мне, потому что я уставилась на Семипалатову с неподдельным ужасом.
Мне стало понятно, кто окажется со мною в паре, и это не радовало. Техасец Майкл встал со своего места и решительно направился ко мне. Он оказался очень высоким, и, поглядев на него внимательно, я поняла, что он совсем не тощий, скорее, худощавый. Про таких говорят: «тонкая кость».
– К тебе, похоже, идет, – зашипел мне в ухо Антон, – ладно, я тоже пойду и поищу себе пару. Надеюсь, найду кого-нибудь симпатичного.
Похоже, он стал понемногу доверять мне и уже не скрывал своих сексуальных пристрастий. Знал бы он, как я защищала его на том странном занятии по психологии, которое никто, кроме меня, не помнит!
Подойдя к стильно одетому пареньку азиатской внешности, Антон улыбнулся. Азиат жестом указал ему на свободный стул рядом. Антон радостно посмотрел на меня.
– Привет! – раздалось где-то сверху.
Я подняла глаза и небрежно ответила:
– Здрасте!
«Наверное, надо ему чуть-чуть нахамить, чтобы у него исчезло всякое желание влюбляться в меня». Я сделала недовольное лицо и демонстративно отвернулась. «Пусть подумает, что я невоспитанная дурочка».
Майкл сел рядом со мной и достал лист бумаги, сложенный вчетверо. Я пожала плечами и нехотя, словно делая большое одолжение, вытащила свою записку, которая, правда, предназначалась Антошке.
– Это не для тебя, – нахально сказала я, покрутив у него пред носом бумажкой, – сейчас и тебе что-нибудь напишу.
Я вырвала из тетради другой листок и стала сочинять новое послание.
– А что это за клуб на Лубянке? – быстро спросил Майкл.
Ручка, которой я собиралась писать, выскользнула из пальцев. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Я подняла голову и посмотрела на парня. Мы сидели близко друг от друга. Его глаза, казавшиеся беззащитными из-за толстых очков, смотрели жестко и внимательно. Теперь техасец Майкл не казался мне нежным юношей. Я чувствовала исходящую от него опасность.
«Что тебе нужно?» – подумала я, зная, что получу ответ. – Хотел сам на тебя посмотреть. Стали гибнуть наши люди, – негромко, но очень четко сказал он.
«Ну, что, посмотрел? – подумала я и невесело усмехнулась, добавив: – Как вы все меня достали».
– Пока не могу понять тебя. Не могу почувствовать. Но уже повелся на тебя, как они. Такого с нами раньше не бывало. Ясные нас никогда не привлекали. Нас вообще не привлекала любовь.
– Я – не совсем как они, – отрезала я, – вы чего-то не понимаете. Или путаете.
– Ты притягиваешь наших людей, как магнит. Да и не только наших, мне сказали. Пострадал кое-кто из Ясных. А это вообще невозможно. Если так и дальше будет продолжаться, тебя ликвидируют. Они не допустят, чтобы нарушилось взаимодействие. Этого мира так долго добивались.
– Я уже предлагала чудесный вариант – добровольное заточение под домашний арест. Просто надо купить еды и питья лет на семьдесят вперед, и вопрос решится сам собой!
– Ничего само собой не решается. Кстати, ты очень мило дерзишь. От страха, наверное.
– Наверное.
– А если серьезно, то я с удовольствием сверну тебе шею, если придется. Несмотря на то что ты и меня очаровала.
Я насмешливо посмотрела на него и отчетливо сказала:
– Прости. Я не хотела. Ты мне не нужен.
– А знаешь, любовь – это больно. Страшнее сэпукку. Там, по крайней мере, все понятно.
«Влюбленные Самураи», – пронеслось у меня в голове. Очкарик окинул меня внимательным взглядом и хотел что-то сказать, но его прервали.
– Так! Заканчиваем. У всех получилось? – закричала Семипалатова.
– Да, – раздалось сразу несколько голосов.
– Садитесь на свои места, занятие продолжается.
