Я с облегчением вздохнула: наконец эта пытка закончилась! Майкл встал и, не говоря ни слова, двинулся к своему месту. Антошка плюхнулся рядом. По его светящемуся взгляду было понятно, что невербальная коммуникация оказалась приятной.
– Давно этот Майкл стал посещать занятия? Что-то не помню его на прошлом семинаре, – шепнула я на ухо Антону.
– Да нет, совсем недавно, говорят. Я его тоже вижу впервые.
– А откуда ты о нем так много знаешь? – изумилась я.
– Обижаешь! Я все и про всех знаю, причем сразу. У меня знаешь сколько информаторов здесь? Главное, интересоваться людьми, и они раскроют перед собой все свои секреты!
«Дурак, возомнил себя начальником разведки. Если бы ты, дорогой Антоша, знал все о людях, которыми так интересуешься, тебя давно в психбольнице пилюльками бы лечили».
– А информаторы у тебя проверенные? – в тон ему, понизив голос, прошептала я.
– Зуб даю, – еще тише ответил парень.
«Скорее всего, Майкла мы здесь больше не увидим». – Я поняла, что «техасец» приходил поговорить со мной и проверить то, что слышал от других. «Проверил, молодец. Теперь будет раны зализывать или вообще меня прикончит». Я чувствовала, что этот очкарик многое может решать сам. Мысль о том, что меня могут в любой момент убить, уже стала привычной. Когда угрожают в первый раз – это страшно, во второй – вызывает желание обезопасить себя всеми способами, в третий – смешит, потом – настраивает на философское отношение к жизни. Я не хотела умирать, но жить в страхе тоже не хотела и решила просто получать удовольствие от каждого момента, от каждого события, от каждой встречи.
Занятие закончилось, и я спросила Антона:
– Какая у нас следующая пара?
– Семинар по психологии.
«Так, похоже, сегодня день сюрпризов! Вишневский или как его там? Психолог, он же наблюдатель, который сделал так, чтобы никто из группы ничего не вспомнил».
– Слушай, а пока меня не было, у вас была психология? – Конечно. Два раза.
– Ну и как?
– Нормально. Только преподаватель резковат. Если не очень хорошо подготовиться к занятию, он может высмеять. Очень обидно. – Антошка потер переносицу.
– Ну, и чего? Сегодня ты готов?
– Как пионер! Не подкопаться, – уверенно ответил парень.
Мы пошли в аудиторию, где должен был проходить семинар. Мне захотелось занять место в самом дальнем углу, и я потащила туда Антона.
– Зачем так далеко? – возмутился приятель и торжественно объявил: – Я сегодня буду участвовать в дискуссии.
Он усадил меня в первом ряду, напротив преподавательского места. Я с неохотой согласилась, нетерпеливо ожидая прихода Вишневского. Может, то странное занятие мне просто приснилось?
В аудиторию стали забегать девчонки из нашей группы, оживленно переговариваясь.
– Сегодня ни у кого нет желания заниматься. Все хотят поскорее выпить-закусить, – засмеялся Антошка, – а вот и наш преподаватель.
Мне хватило одного взгляда, чтобы убедиться, что передо мной – Юрий Романович Вишневский номер два. В аудиторию стремительным шагом ворвался щеголеватый мужичок лет тридцати и, оглядев нас живым, цепким взглядом, спросил:
– Ну что, господа студенты, вы готовы к занятию?
– Да, – отозвался чей-то тоненький голосок.
– Ну, тогда приступим.
Я наблюдала за тем, как оживленно и динамично ведет семинар этот преподаватель, и удивлялась, насколько он похож на того, первого Юрия Романовича – или как точно первый скопировал этого. «Скорее всего, это у нынешнего психолога богатая клиентура, оттого он носит дорогую одежду и часы. Именно у него несколько преувеличенное чувство собственной важности и привычка высмеивать нерадивых учеников. Должно быть, это компенсация за долгие часы, которые он проводит со своими клиентами, терпеливо и молчаливо выслушивая их стенания и жалобы на судьбу. Ему приходится растворяться в чужих проблемах. А хочется наверняка выразить себя, сделаться заметным и значимым в чужих глазах. Наверное, поэтому он, практикующий психолог, согласился вести семинары у нас, студентов. Точно не из-за денег – сколько может платить вуз? Этот яркий, запоминающийся образ и скопировал наблюдатель, чтобы оставить его в памяти студентов. Вот, значит, какие дела. Интересно, насколько точно мы вообще помним то, что с нами происходит?»
После психологии было еще несколько лекций – и все это время я размышляла над словами Майкла: «Любовь – страшнее сэпукку». Я вспоминала Стронга, наш с ним последний поцелуй, и в висках бешено застучало. Неутоленное желание буквально сжигало меня. Сердце болезненно сжималось от безнадежной тоски, и я думала: «Как больно».
Наконец занятия закончились, и наша группа шумно вывалилась на улицу.
– Беру четверых в свою машину! – крикнула я.
– Прекрасно, – сказала именинница Марина, – возьмешь меня, Антона, Таню и Наташу Иванову. Поможете мне накрывать на стол. А остальные подтянутся на метро.
Я согласно кивнула, отметив про себя, что общение с другими людьми очень отвлекает от мыслей о несчастной любви.
Мы уселись в мою машину. Остальные девчонки, которые должны были сначала поймать маршрутку, а потом сесть в метро, чтобы добраться до Марининой квартиры, посмотрели на нас с неприкрытой завистью.
– Слушай, а откуда у тебя машина, ты ведь не работаешь? – спросила худенькая брюнетка Наташа, которая должна была ехать с нами, чтобы помочь с приготовлением праздничного стола.
– Отец подарил, – нехотя соврала я.
– А… – протянула Наташа, – тогда понятно. Он у тебя богатый?
– Да нет. Не очень. Просто он меня очень любит и заботится обо мне, – уже более уверенно сказала я.
Мне понравилось выдавать желаемое за действительное. Все детство я мечтала, чтобы папа заинтересовался мной, начал брать меня на выходные к себе, познакомил со своими друзьями, которых, как мне тогда казалось, у него было много. Сейчас, когда открылись новые подробности его биографии, я уже не была уверена ни в чем. Откуда мне знать, могут ли Ясные в принципе с кем-то по-настоящему дружить? В сущности, я ничего о них не знала.
Мы выехали на Калужское шоссе и помчались по мокрой осенней дороге. Шел противный моросящий дождь, мелкие капли барабанили по лобовому стеклу. Я включила дворники, которые стали ездить по нему с противным скрипом. Я поморщилась и решила, что пусть лучше стекло будет немного влажным, зато не надо будет слушать эти чудовищные звуки.
– Ты чего, нервничаешь? – тихо спросил меня Антон, сидевший рядом. – То включаешь дворники, то выключаешь? – Да нет, просто не люблю этот скрежет слушать, – объяснила я.
На самом деле парень был прав. Дело было совсем не в противном звуке, который издавали дворники, вытирая почти сухое стекло. По мере того как мы приближались к Москве, внутри меня росло какое-то странное беспокойство. Я не могла объяснить причину, но отчетливо ощущала странную тяжесть на сердце, что-то вроде дурного предчувствия.
