‒ Девочке противопоказан перелет, ‒ на слова главврача я удивленно подняла брови и уставилась на него, ожидая дальнейших объяснений. ‒ Ознакомишься с ее историей болезни и поймешь. Скоро ты ее получишь.
Больше мы не касались Лесми, я скрестила руки на груди и задумалась, уставившись в окно. Павел Николаевич занялся делами, полностью посвятив себя ноутбуку.
В данной ситуации мне не нравилось лишь то, что Чернов сильно настаивал на моей кандидатуре, как лечащего врача. Почему именно я? Не скрою, я хороший врач, у меня есть некое чутье, который помогал мне выискивать нечто, что другие врачи могли пропустить, но кроме меня столько хороших хирургов, на счету которых сотни успешных операций. И все они с именем, к тому же в столице, в то время как я прозябаю здесь. Но я сама выбрала этот город, и не собиралась его покидать, меня здесь все устраивало. И не было соблазна встретиться с Черновым. Нет же, судьба распорядилась иначе, и привела его самого в наш городок прямо в мои объятия, которые я не спешила раскрывать для него. И не хотела.
Стук в дверь я пропустила мимо ушей, как и то, что она открылась со скрипом, и в кабинет вошел тот, кому я поставила всего одно условие. Я продолжала смотреть в окно, погруженная в свои мысли, и не обратила бы на него внимание, если бы рядом с собой не услышала характерное покашливание, требующее от меня хоть капельку внимания, чтобы я соизволила взглянуть на этого человека. Повернула голову в нужном направлении и наши глаза встретились. В моих всколыхнулась ненависть, которая так явно отразилось и на моем лице. Я недовольно выдохнула, чуть ли не фыркая на него. Чернов же на мою реакцию на него повел себя сдержанно, ни единой эмоции. Молодец, научился скрывать истинные чувства. Он без лишних слов протянул в мою сторону увесистую карту — историю болезни дочери. Я помедлила пару секунд, прожигая взглядом его руку, подняла свою и раскрыла ладонь, чтобы он положил карту на нее. И это было ошибкой с моей стороны. Одной рукой он поддержал мою ладошку снизу и сверху положил то, что мне было нужно. Его горячая ладонь обожгла мою руку, пуская по всему телу тепло и искорки. От его жара я была готова плавиться, как масло на сковороде, порхая по его поверхности, словно балерина на сцене. Так, стоп! Думаем о работе. И я сверкнула на него глазами. На мой гневный взгляд он лишь сильнее сжал мою руку, не давая мне шанса выдернуть ее. Помог Павел Николаевич, деликатно напомнив о себе.
‒ Принесли карту дочери, Антон Григорьевич? Хорошо, а то Ева Александровна хотела сама идти за ней, ‒ Чернову пришлось выпустить мою руку и повернуться к главврачу.
‒ Не стоило утруждать, я уже здесь, ‒ ответил он.
Я понимала, что в присутствии Антона начинаю терять над собой контроль, попадая в плен новых чувств, которые рождались рядом с ним. И я с удовольствием смотала оттуда удочки. Карту могу прочитать и дома, в тишине и, главное, в спокойной обстановке. Попрощалась с Павлом Николаевичем, проигнорировав Чернова, и вышла в коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Глава 14
Ева
Я неслась по коридору, мечта быстрее оказаться как можно дальше от Чернова. По ошарашенным взглядам медсестер, поняла, что стоит успокоиться и перейти на спокойные шаги. До желанного места было недалеко, и вскоре я захлопнула дверь в кабинет, где мы не только работали, но и отдыхали. Прислонилась к двери. Сердце бешено колотилось, словно у пойманной в капкан мышки. Серым веществом своим понимала, что стоит избегать его. Но как? Если он не придерживается моих условий, а от меня требует. Я могу отказаться дальше работать с его дочерью, кинуть в него медкарту и укатить в закат. Только чем мне это потом обернется? Я не хотела лишаться близнецов, не хотела, чтобы они хоть как-то пострадали. Ради них я готова вытерпеть и его и пойти до конца.
Побыв еще немного времени в кабинете, я засобиралась домой. Многие анализы будут готовы только завтра, а до этого я успею дома изучить историю болезни в тишине и, главное, в спокойной обстановке, где никто не будет маячить перед глазами. В голову пришла идея заглянуть к Лесми, но я быстро отмела эти мысли. Будет больно потом мне самой же, из-за этого я почти бежала на парковку, где всегда оставляла своего верного железного коня. Бежала, чтобы, не дай бог, не передумать и не вернуться обратно. Но лучше бы возвратилась. Эта мысль молнией пронеслась в моей голове, когда я почти вплотную подошла к машине и подняла голову. И узрела Чернова, который стоял около моей машины, словно он являлся охранником моей груды металла. Руки он держал в карманах пальто, ноги расставлены на некотором расстоянии друг от друга, голова чуть опущена и наклонена, на лице не то ухмылка, не то добродушная улыбка, словно он в расслабленном состоянии следит за своей жертвой и любуется ее метаниями. Я чуть было не остановилась, но вовремя отдернула себя от этой мысли, и продолжила свой путь. Обогнула его и открыла дверь с водительской стороны. Не успела нырнуть в салон, как он заговорил.
‒ Нам надо поговорить, Ева, ‒ мое имя он проговорил мягче и с хрипотцой в голосе.
‒ Я не веду переговоры с теми, кто не выполняет одно единственное мое условие, ‒ и захлопнула дверь.
Завела мотор, но тронуться с места не могла, Антон стоял впереди машины и даже не думал сдвинуться с места. Его взгляд говорил о том, что он намерен решительно и сдаваться не собирался. Мы так и продолжили сверлить друг друга глазами, но первая не выдержала я.
«Да пусть сам дьявол заберет тебя к себе в ад пытать грешников! Из тебя получился бы просто отличный мучитель душ!» ‒ злилась я на него.
‒ Выкладывай, о чем ты там хотел поговорить! ‒ такими темпами скоро помощь врачей понадобиться мне самой, никаких нервов не хватит.
Я вышла из машины, но не отошла от двери, держалась за нее крепко, как за спасательный круг.
‒ Не здесь, приглашаю проехаться и пообедать где-нибудь, ‒ интересно, ему кто-нибудь говорил, что он слишком самонадеян и упертый, как баран. И его слишком много становилось в моей жизни в последние дни. Куда ни глянь, в какую сторону ни повернись, там Антон.
‒ Что тебе еще нужно, Чернов? Я согласилась осмотреть твою дочь, что и сделала сегодня, как ты и хотел. Завтра ознакомлюсь с анализами и постараюсь поставить диагноз. Надо будет и прооперирую, с точностью ювелира. Ты же не выполнил мою единственную просьбу, не попадаться мне на глаза. Я так многого прощу? Чего ты добиваешься от меня? Или тебя что-то не устраивет? Пиши жалобу, ‒ выговорилась, но меня продолжало колотить. ‒ И в твоих же интересах, не расшатать мое хрупкое душевное состояние, иначе я не смогу провести операцию как следует.
Села обратно, захлопнула дверь и положила голову на руль. Устала. Как все это смотрелось со стороны Чернова, мне было абсолютно наплевать. Я чувствовала, что теряю силы, что мне становится все труднее бороться с воспоминаниями и чувствами, прочно связанными с ним. Мне захотелось уехать, далеко-далеко, чтобы никто меня не нашел. Остановиться на берегу моря, вдыхать его соленый запах, насладиться его теплыми кудрявыми волнами, что будут нежно ласкать мои ступни. И главное, там не будет Чернова.
