Глава 32
Более пятнадцати лет назад…
Ева
Я вышла из школы и свернула в сторону дома. На уроке мне стало плохо, и учительница отправила меня к медсестре. Той я соврала, что съела дома что-то не то. Она выписала мне справку и освободила от уроков, к чему я несказанно была рада. Схватила свой рюкзак и выбежала на улицу. Тошнота отступила.
Мысли в голове путались. Я неспешно шла домой, куда идти совсем не хотелось. Оказавшись в своем дворе, присела на скамейки. Голова гудела. Я была в растерянности и не знала, что мне делать и как поступить. Немного посидев на свежем воздухе, решила зайти домой. Отчим должен быть на работе. К его приходу надо бы что-то приготовить.
В моей комнате был бардак. С тех пор, как уехал Антон, мне было наплевать на все вокруг. Я забросила дом, забросила учебу, грубила Александру Геннадьевичу, отчиму, уходила из дома и возвращалась поздно ночью. Отчим пытался поговорить со мной, но я игнорировала его. Все это началось две недели назад, когда Антон пропал.
Он уехал, и после этого от него не было ни одного звонка и ни одного сообщения. Я сходила с ума. Парни со двора сказали, что его забрали на дорогой машине с затонированными стеклами. И сел в него добровольно. Куда он уехал? И почему не предупредил меня? Неужели я не значила для него ничего? И главное, я не успела ему сообщать о самом главном. Я носила под сердцем его ребенка. Просто ждала момента, чтобы сказать ему об этом. И дождалась вот… Третья неделя без него…
Пришла в себя от настойчивого звонка в дверь. Вытерла мокрые щеки, но с кровати не встала. У отчима есть ключи, а остальные меня не волновали. Повернулась на бок и укрылась тонким одеялом. Звонок продолжал бить по ушам. Не выдержав, почти добежала до двери и распахнула ее. На меня уставились любопытные глаза незнакомого мужчины.
‒ Ева Елисеева? ‒ услышала я свое имя и фамилию.
‒Да я, ‒ и даже не знала, что спрашивать дальше у серьезного мужчины в костюме.
‒ Это вам, ‒ и он протянул в мою сторону увесистый конверт. ‒ И Антон Григорьевич надеется на ваше благоразумие не разыскивать его.
С этими словами он развернулся и исчез в лифте. Я так и стояла на пороге квартиры с распахнутой дверью, не понимая, что происходит. Через пару минут опомнилась, закрыла дверь и вернулась к себе в комнату. Конверт был тяжелым. Раскрыла его и увидела пачку денег, долларов. И записку. Раскрыла несколько раз сложенную бумагу и пробежалась по строчкам. Записка выпала из моих рук, я же сама осела на пол.
Нет! Этого не может быть! Антон не мог от меня отказаться. Между нами же было все серьезно.
Слезы застилали глаза. Я шарила рукой по полу, в поисках записки, чтобы заново прочитать его. И не верила своим глазам. Мой любимый человек вот так просто просил его не искать, сообщал, что у него совсем другая жизнь и что я не соответствую его статусу.
Я скомкала письмо и кинула на пол. Раскрыла конверт, чтобы понять того, во сколько он оценил меня. Вместе с деньгами на пол упала визитка. Подняла ее с дрожащими руками. Кроме номера телефона и имени какого-то врача, на нем была приписка, чтобы я позвонила по номеру и решила все свои проблемы. Не его, не наши, а свои…
Я решилась на это шаг через неделю, после того, как получила письмо. Мою любовь он оценил в миллион рублей. Немало и немного. На лице появилась горькая ухмылка. Я сидела в приемной и ожидала, когда меня вызовут. Пришлось ждать недолго, скоро громко крикнули номер моего талона.
‒ Антон Григорьевич предупреждал о вас. Все сделаем в лучшем виде, ‒ незнакомая женщина встретила меня с улыбкой на лице и верещала без остановки.
Дальнейшее я помнила с трудом. Меня осмотрели, что-то говорили, куда повели и уложили, сделали укол. Проснулась я уже на кровати. В комнате не было ни души. Я просыпалась и засыпала снова, приходила девушка, трогала меня за руку, что-то спрашивал, затем уходила. На другой день меня отправили домой, перед этим подсунув несколько бумаг на подпись.
Я зашла в квартиру, проигнорировав отчима, и сразу прошла в ванную. Из зеркала на меня смотрело осунувшее и белое лицо. Я с остервенением намылила руки и стала смывать с нее тушь, тени и помаду. На белой раковине появились черные подтеки. После схватила ножницы, взяла свои волосы и отрезала половину, укоротив их до плеча. Не выдержала и ударила по зеркалу. Звон стекла раздался слишком громко, осколки полетели во все стороны. Я даже не пыталась отстраниться. В то же время отчим выбивал дверь и ему удалось зайти в ванную комнату. Он сгреб меня в охапку, и мы вместе осели на пол, не замечая осколки зеркала. По его щекам катились слезы, как и по моим. Сколько времени мы просидели вот так, я не знала. Александр Геннадьевич отнёс меня в мою комнату, уложил на кровать и укрыл одеялом. Я почти спала, когда он приходил снова. Он кормил меня бульоном, отпаивал сладким чаем, затем уходил.
Осознание моего поступка пришло через пару дней. Я только тогда поняла, что я наделала. И для меня перестал существовать весь мир. Я не реагировала на разговоры и уговоры отчима, отказывалась от еды и питья. Для меня не существовало ничего. Я была сломана, потеряна, стерта с лица земли. Через пару недель, не достучавшись до меня, отчим отвёз меня на могилу матери, которой не стало два месяца назад. Только там боль пробила меня насквозь, и я пришла в себя. Отчим помог мне успокоиться, и потом сделал предложение…
Ева
Я закончила свой рассказ. Чувствовала, как напряжены руки Антона вокруг меня. Да и в то время, когда я говорила, он несколько раз сжимал мои ладони до боли. Он в агонии, я знаю, внутри него бушевал ураган, который когда-то стер с лица земли и меня. Я прижалась к нему еще ближе, ощущая, что он зол. Зол на самого себя, на отца и на меня. Но ничего уже не изменить. И я сожалела, что между нами пропасть в несколько лет.
У Антона резко опустились плечи, он шепнул что-то нечленораздельное, уткнувшись мне в шею. По моему телу забегали мурашки. Я задержала дыхание. Во мне борются два чувства. Первое, такое странное, непередаваемое, но очень, очень приятное ‒ сидеть в объятиях любимого мужчины. Я, наконец-то, это признала. Да, любовь никуда не исчезла. Она тлела во мне всегда, только была спрятана под грудой ненужного хлама: боли, страданий, слез, обид и разочарования. Второе, немного грызла меня изнутри, предупреждая о том, что все это может плохо кончиться. Но я отмахнулась от них, не желая верить в это.
Засыпали мы в объятиях друг друга. Я лежала на груди Антона и слышала стук его сердца. Он меня и убаюкивал, унося за собой в мир снов. Но перед этим в голову пришла неожиданные мысли. Всё это именно то, о чем я мечтала: быть вместе и каждый вечер засыпать в объятиях друг друга. И как же долго я была лишена этого. Точнее, мы были лишены! И всё из-за его отца, который сыграл с нами в игру шахматы, выиграв у нас партию. Но это еще не конец.
Просыпалась я одна в холодной постели. Огляделась по сторонам и поняла, что ни Антона, ни его вещей нет. Меня тотчас же сковал ледяной холод. Во мне начал бушевать настоящий шторм. Но тонкое одеяло, в котором я запуталась, не дал мне вскочить. Сквозь пелену слез успела заметить записку на соседней подушке, где должен был спать он, и облегченно выдохнула. Но дотягивалась до нее дрожащей рукой и раскрывала с опаской. Он всего лишь уехал к Лесми после ее звонка. Встретиться он со мной уже в детском доме, где меня ждала комиссия.
