Глава 3.
Ева
На другое утро позавтракала бутербродами, заботливо приготовленными моим отцом, выпила крепкий черный кофе, чтобы хоть как-то взбодриться после бессонной ночи. Вспоминала содержимое карты, снова и снова пытаясь наткнуться на что-нибудь, что могло бы помочь в этом деле. По дороге до больницы успела проснуться окончательно, поэтому около лифта в больнице я стояла с улыбкой на лице. За ночь наше отделение не пополнилось, такое бывает крайне редко. Не это ли повод радоваться?
В кабинете врачей меня дожидался заведующий нашим отделением, что не сулило ничего хорошего. Пришлось спрятать улыбку за хмурым выражением лица. И заодно виноватым.
‒ Сегодня все сделаю, обещаю! Вечером все отчеты будут лежать на твоем столе! Честное слово! ‒ прежде, чем он успел озвучить причину своего нахождения здесь, я затараторила так, что мне позавидовали бы многие рэперы.
‒ Я не за отчетами, но раз ты сама начала об этом разговор, то уж будь так добра, чтобы вечером занести их в мой кабинет, ‒ и больше никаких эмоций, что удивляло.
Раньше, когда мы вовремя не сдавали отчеты, от Борисыча нам попадало и еще как. Но сегодня он был каким-то отстраненным, будто никак не мог начать разговор, который ему навязали. Не может быть! Только этого мне не хватало.
Я все поняла по его лицу. Борисыч хотел, чтобы я встретился с родителями и проконсультировал их. Очередные богатеи, ищущие для своего здорового чада самого лучшего врача. Их чем-то не устраивал свой лечащий врач, они искали другого, с громким именем. Конечно, они же достойны только самого лучшего.
‒ Нет, даже не уговаривай! ‒ зло кинула сумку на стул и прошла за ширму переодеваться в рабочий костюм ‒ в брюки с рубашкой, на ноги удобные балетки. ‒ Ничто не заставит меня изменить свое мнение! Разве так трудно войти в мое положение и учитывать его, не уговаривая меня каждый раз на одно и тоже?
Бывало, что врачи, а также младший персонал, других отделений просили за своих родственников. Кто-то сомневался в поставленном диагнозе, кому-то не нравилось лечение, третьему что-то еще. Зная, что я не выношу встречи с родителями, действовали через главврача или заведующего. Они шли на встречу, ведь каждый сотрудник был своим человеком и был на счету, никто не спешил устраиваться к нам на работу за копейки. Но из всех случаев, что мне приходилось рассматривать, сомнения возникали лишь в одном или в двух случаях из ста или больше. Затем в благодарность они совали мне в руки бутылку коньяка и коробку шоколада. Не принять не получалось, пакеты с аналогичным содержанием находила потом на своем столе. Сладкое отдавала медсестрам, бутылку относила отцу. Он уважал хороший коньяк.
‒ Это не моя просьба, ‒ и Борисыч, с поднятым вверх указательным пальцем, тыкнул в воздух, давая мне подсказку. ‒ Павел Николаевич еще вчера ночью ко мне домой звонил, упрашивал поговорить с тобой. Я не мог отказать.
‒ Так ты у нас в роли мирного переговорщика? ‒ Павел Николаевич быстро сдавался под моим натиском, вот и отправил на амбразуру вместо себя другого. Умный ход, ничего не скажешь. Борисычу я не сумею отказать. Он меня многому научил, всегда защищал и поддерживал, да и косяки сам исправлял, когда я только-только начала работать в его отделении.
Матвею Борисовичу было уже за пятьдесят, через год или два он собирался на заслуженный отдых. На первый взгляд, все его считали добряком, за что между собой мы обращались к нему по отчеству, но свое отделение он держал в справедливых ежовых рукавицах. Отчитывал он знатно, но в основном за дело. В других случаях мог промолчать, либо покачать головой, перед этим прожигая тяжелым взглядом. Его уважали, к нему ходили за советом, его ценили. И боялись. Боялись день уго ухода, который всё равно настанет…
‒ И что мне за это будет? ‒ я прикусила губу, прищурила глаза и посмотрела на потолок, делая вид, что задумалась над поблажками для себя. ‒ Стоит над этим подумать…
‒ Только не наглей, ‒ Борисыч пригрозил мне пальцем, но глаза его улыбались. ‒ Дам полноценные выходные, никто тревожить не будет, вместо тебя отдежурю лично сам. На большее не надейся, сама знаешь, в каком мы положении находимся.
Это было мне на руку. Можно со спокойной совестью выбраться на природу, спозаранку засесть с удочкой на берегу и наслаждаться утренней свежестью. Вот отец обрадуется. Только мне придется переступить через себя и выслушивать не одну ложь от настырных родителей про состояние своего ребенка. В таких случаях я не могла отправить на осмотр вместо себя кого-то другого, но их присутствие могла устроить. Пусть учатся.
‒ Кто на этот раз? ‒ в душе молила бога, чтобы они были не из столицы, но мои надежды не оправдались.
‒ Какой-то бизнесмен из самой Москвы. Хочет, чтобы ты посмотрела на его дочь. И там непростой случай, у девочки транспозиция…
‒ Зеркальное расположение органов? ‒ не даю я ему договорить, мой удивленный вопрос прерывает его. ‒ И что с ней не так?
Однако ж, интересный случай. Люди с таким расположением органов встречаются крайне редко, один человек на десять тысяч или более. Раньше это считалось аномалией, но в наше время к этому привыкли. Такие люди живут обычной жизнью, им ничем не мешает такое расположение их органов, если не считать посещение больниц. Лишь там могут возникнуть дополнительные вопросы и процедуры. Мне захотелось взглянуть в живую на эту девочку. И на родителей, соответственно, одним глазком.
‒ Они планировали лечиться за границей, но что-то там у них не срослось. Из-за каких-то семейных неурядиц у девочки начались проблемы со здоровьем. Я особо не заострял внимание. Но отец из-за транспозиции внутренних органов хочет проконсультироваться с другими врачами и услышать их мнение, чтобы быть уверенным во всем. Еще Павел Николаевич намекнул, чтобы ты не отказывалась от предложения родителей быть лечащим врачом их ребенка. Они могут попросить тебя прооперировать девочку. Я знаю, тебе неприятна встреча с родителями, но постарайся. Ради нашего отделения. И не только. Премия будет немалая. Сам обещал, ‒ и Борисыч снова указал пальцем вверх, да и глазами тоже. — Как и помощь больнице. Сейчас нам она ой как нужна.
‒ Он опять моими руками пытается выбить денежную помощь для больницы из состоятельных родителей пациентов?
‒ Каждый выживает, как может, ‒ Борисыч передернул плечами и выжидающе смотрел на меня. ‒ Что ему еще остается, если государство не выделяет финансирование таким больницам, как наша? Или тебе нравится, как на голову сыпется краска, а от плитки, что падает со стены, сколько раз вздрагивала?
***
За четыре года моей работы в этой больнице, здесь ни разу не делался ремонт. Краска на стенах уже потрескалась, не сегодня, так завтра начнет осыпаться. Линолеум на полу истерся до такой степени, что еле проглядывался узор, плитки покрылись трещинами и части отклеивались. Да и аппаратуру не помешало бы заменить на новые, только баланс больницы был пустой. И мало кого это волновало, вот жаловаться все горазды. Даже генеральные уборки мы устраивали своими силами, пожертвовав на это свои выходные. Неоплачиваемые.
