Мы можем непрерывно что-то обдумывать и собирать дополнительную информацию, чтобы принять решение, но не делаем этого благодаря способности человеческого мозга «отключаться». Функция принудительного завершения работы защищает мозг от перегрева, и он вычисляет наименьший функциональный общий знаменатель между бесчисленным множеством различных рассматриваемых точек данных.
Но слова, которые мы используем, не просто обозначают то, что мы видим, но и определяют наше видение. Это можно доказать с помощью двух классических экспериментов.
Первое исследование провели в Йельском университете в США в 1950 году. Оно касалось того, как мы воспринимаем других людей, как мы формируем о них впечатление. Гарольд Келли, автор исследования и настоящий профессор, попросил две группы студентов прочитать информацию о двух выдуманных профессорах. Одной группе дали характеристику, в которой его называли «довольно холодным», а другой – ту, в которой описывали его как «очень теплого» человека. Оба профессора, которых играл один и тот же человек, потом вошли в класс и провели семинар с обеими группами. Келли было интересно, как будут вести себя студенты при общении с двумя «разными» людьми.
Студенты, которые ожидали «теплого» профессора, охотнее участвовали в дискуссии, в то время как другая группа общалась неохотно. Более того, студенты, общавшиеся с «приветливым» профессором, оставили на него хороший отзыв, назвав его во всех отношениях приятным парнем.
Более поздние исследования показали, что наше восприятие «теплых» и «холодных» вещей выходит за рамки слов: мы более позитивно оцениваем людей, когда находимся в теплых помещениях и когда держим в руках чашку горячего кофе, а не кофе со льдом.
Слова могут менять то, что мы видим, и это можно доказать с помощью еще одного эксперимента, который провела американский эксперт в области памяти Элизабет Лофтус в 1970-х годах, открыв эффект дезинформации.
Участникам эксперимента предложили посмотреть видеоролик о незначительном дорожно-транспортном происшествии: движущийся автомобиль ударил припаркованный. Лофтус показала видео двум группам, а затем спросила, с какой скоростью двигалась машина. Несмотря на то, что испытуемые видели один и тот же ролик, в одной группе люди сказали, что автомобиль ехал со скоростью примерно 50 километров в час, а в другой – со скоростью более 65 километров в час
[57].
Разницу в ответах можно объяснить формулировкой вопроса, который озвучила Лофтус. Одну группу она спросила: «С какой скоростью первый автомобиль соприкоснулся со вторым?» Другой группе она задала такой вопрос: «С какой скоростью первый автомобиль врезался во второй?» Более того, люди, которым задали вопрос о столкновении, говорили, что видели осколки стекла на месте аварии, хотя на видео этого не было.
Неудивительно, что «наводящие вопросы» вызывают такие резкие и громогласные возражения в зале суда. Наши воспоминания очень пластичны. Нашим мозгом легко манипулировать. Имеет значение и то, как мы проводим линии между категориями, и то, какие слова мы выбираем, чтобы обозначить то или иное явление.
Лингвистический детерминизм
Одним декабрьским вечером я зашел в Academy Club в лондонском Вест-Энде – клуб, который около 30 лет назад основал покойный журналист Оберон Во
[58] как место, в котором литературные деятели могли выпить и поговорить о книгах. Я встречался там с другом, профессором Жюлем Давидофф, директором Центра познания, вычислений и культуры в Голдсмитском колледже Лондонского университета. Жюль – один из ведущих мировых экспертов по восприятию цвета, в частности по культурным различиям в восприятии цвета, и в течение многих лет он пытался выяснить, почему, по его словам, мы не все видим радугу одинаково, почему определенные группы людей в определенных частях мира иногда видят цвет не так, как вы или я.
Жюль считает, что ответ кроется в языке и в ярлыках, которые мы приписываем категориям. Писатель Джордж Оруэлл однажды заметил в книге «Политика и английский язык»
[59], опубликованной за 30 лет до того, как впервые увидело свет знаменитое исследование Элизабет Лофтус об автокатастрофе, что если мысль искажает язык, то язык может также искажать мысль
[60]. Он считал, что ленивые, готовые фразы (клише вроде «обычные люди рабочего класса» или «пути Господни неисповедимы») могут привести к ленивому, готовому мышлению
[61]. Чтобы провести линию между красным и оранжевым, нужно знать, что такое «красный» и что такое «оранжевый», чем пограничные оттенки отличаются друг от друга, когда красный становится оранжевым, и наоборот. Но без слов, обозначающих красный и оранжевый цвета, возникает проблема: как понять, что именно мы пытаемся различить? Если у нас нет адекватного описания наших подозреваемых, то как же мы собираемся их поймать?
