Сохраняющиеся связи и нарративные подходы
Один из подходов к исследованию горя, с середины 1990‐х годов приобретающий все большую популярность, описывается выражением «сохраняющиеся связи» (continuing bonds)
[235]. Этот подход признает, что многие из нас имеют множество продолжающихся отношений с нашими умершими. Будь то с родственниками или другими людьми — это считается «нормальным», а не патологическим. Это же выражение является способом превращения «потери» в «привязанность и потерю», потому что, хотя мы, очевидно, теряем человека в том смысле, что он умирает и отстраняется от нас посредством похоронных обрядов, он может продолжать присутствовать различными способами: в памяти, в результате работы некоторых специфических сенсорных механизмов осознания или человек может быть связан c определенным объектом или местом. Этот подход стал актуальным вместе с постепенным признанием избыточности фрейдистского подхода в конце ХХ века
[236], при этом жизненный опыт человека стал приобретать все большую собственную эмпирическую ценность, в том числе в своем нарративном формате, позволяющем людям, пережившим утрату, говорить об умерших более открыто
[237].
Классическое антропологическое описание личного эмоционального опыта смерти детей, произведенное на бразильском материале, и его влияние на последующие исследования мы видим в работе Нэнси Шепер-Хьюз о смерти и месте страдания в жизни
[238]. Еще один в чем-то схожий пример, хотя и сфокусированный на интервью, содержится в книге Кристины Валентайн «Нарративы об утрате. Сохраняющиеся связи в ХХ веке»
[239]. Она приводит примеры сенсорного осознания, которое описывается как возникающее между людьми не только после завершения жизни, но и когда оба партнера живы. Она описывает, как в некоторых интервью, казалось, «пространство для умершего» возникало настолько явно, что создавалось «ощущение его или ее присутствия между нами»
[240]. Это выводит нас за рамки «воспоминания в разговоре» Уолтера в телесную деятельность, где может появиться близость, даже когда человек избегает другого, и даже умерший может быть включен в процесс.
Исследование Валентайн
[241] полезно именно из‐за теоретической нацеленности на понятие личности и особенно потому, что его часто описывают как «связное, ограниченное, индивидуализированное, интенциональное, локус мышления, действия и веры, происхождение его собственных действий, бенефициарий уникальной биографии»
[242]. Автор указывает на ограничения подобной точки зрения, отмечая, как личность «тесно связана с я других людей», и призывает к «более гибкому и детальному пониманию личности» как для тех, кто умирает, так и для горюющих
[243]. Чтобы преодолеть такие ограничения, мы примем другой взгляд на личность, основанный не на почти обыденных западных социолого-философских представлениях об индивидуальности, а на антропологическом анализе, типизирующем «дивидуальную» личность. В качестве краткой прелюдии к обсуждению «дивидуальности» стоит напомнить, что в своем антропологическом исследовании с акцентом на смерти, горе и трауре Горер выражал недовольство «картиной одинокого скорбящего с его горем» как «значительного упрощения»
[244], несмотря на то что в Британии довольно слабо понимаются потребности людей в момент смерти и игнорируется ритуал как потенциально ценный для поддержки человека.
Дивидуальность и горе
Имея в виду индивидуальность и критику этого понятия, мы обратимся к идее дивидуальности. Предварительно замечу, что в этой главе во многих случаях я использовал слово «человек» (person) там, где могло бы ожидаться слово «индивид» (Individual). Это знаменует собой новацию по сравнению с главами 1 и 2 и теориями горя, изложенными в предыдущих изданиях этой книги. Однако, далеко не отрицая предыдущее обсуждение подходов привязанности, потери, сохраняющихся связей и нарративных подходов, дивидуальный подход предлагает уникальную точку зрения на части каждого из них.
Чтобы разъяснить термин «дивидуальность», я начну с основополагающей работы антрополога Маккима Марриотта, базирующейся на индийском материале
[245], которая еще не была привлечена в посвященные горю
[246] исследования смерти. Марриотт утверждает, что попытки антропологов понять многие аспекты общественной жизни в Индии были бы успешнее, если бы они пользовались подходом к человеку не как к индивиду, а как к «дивиду». Здесь, вторя процитированной выше Валентайн, слово «индивид» описывает человека как самодостаточного и, несмотря на связи с другими людьми, четко ограниченного и почти изолированного. Подобные индивиды играют значительную роль во все более распространенном акценте в социологии на «постмодернизме» с его идеей отсутствия общепринятых нарративов жизни. Проблемы людей, живущих по одному, и одиночества, казалось, добавили веса пониманию индивида как отдельного от других, но, как и в двух предыдущих изданиях этой книги, я с осторожностью смотрю на чересчур легкомысленное использование понятия постмодернизма для интерпретации многих аспектов современного западного общества.
