В весьма информативном исследовании смерти в религиях древности Джон Дэвис ссылается на Евангелие от Иоанна (Ин. 19: 41), в котором говорится о новом гробе, «в котором еще никто не был положен», и утверждает, что «гроб означает территорию, династию и племя. Новая и пустая гробница Иисуса знаменует реальное начало новой религии»
[479]. Это, конечно, не главная особенность Евангелия от Иоанна и всей литературы Нового Завета в целом, где большое внимание уделяется новому сообществу, основанному на духовной силе, связанной с воскресением Иисуса. Хотя кремация была широко распространена в античном мире, переход христианства в статус новой религии Римской империи привел к тому, что языческая кремация уступила место христианским захоронениям, к VI–VII векам нашей эры уже окончательно. Джон Дэвис показал, как раннее христианство, особенно приобретя государственный статус, переместило своих мертвецов в города, располагая их вокруг и внутри церквей
[480]. Такое изменение означало и важный символический переход от останков, размещенных за пределами города в подземных залах, к оказавшимся внутри города и над землей. Таким образом, христианская забота о своих умерших становилась все более публичной и подчеркивала положительное утверждение смерти и победы Иисуса над ней. Ценные умершие в христианстве означали силу творческого духа, а не разложение. Сами мертвые стали проповедью против смерти.
Апофеоз и имперские божества
Важный контекст, в котором христианские взгляды на смерть и погребальные обряды утвердились в качестве мощного средства решения проблемы смертности, касался личности императора. В мире имперского Рима и погребальных обрядах поздних императоров, после Юлия Цезаря и его официального обожествления, человеческая личность умершего императора, как полагали, преобразовывалась и получала божественный статус
[481]. Предки также были заметны, их бюсты или изображения несли во время похоронной процессии, а вербальный аспект особо проявлялся в официальных похоронных речах.
Идея апофеоза, процесса, посредством которого человек становится божеством, имела римские корни, простирающиеся до II века до нашей эры, и была связана с верой в то, что умерший человек отправляется в царство богов — или, по крайней мере, это происходило с душой. Все больше внимания уделялось погребальным кострам императоров и кремации мертвых, на монетах II века даже изображались шестиэтажные костры
[482]. При зажигании сложного погребального костра отпускали орла; считалось, что эта великолепная птица ведет душу императора в новое божественное царство. Влияние кремации и апофеоза императора еще больше усилилось, когда во II веке погребение стало обычным явлением для населения в целом. Ученые спорят по этому поводу: возможно, тело императора захоранивалось, а во время кремации сжигали восковое чучело.
Частично проблема заключается в том, что греческий глагол kathaptein может означать кремацию или ингумацию, в то время как греческое слово soma или латинское corpus могут относиться либо к мертвому телу, либо к кремированным останкам
[483]. Однако похоже, что, когда император Константин, обратившийся в христианство, умер в 337 году, он, скорее всего, был похоронен, а не кремирован. Вместо ритуального костра и апофеоза были христианские погребальные обряды, проводимые духовенством. Это прекрасный пример того, как похоронный обряд, который когда-то утверждал одно изменение личности, теперь связывается с другим. Это важно и для демонстрации того, как христианский взгляд на смерть успешно проник в мировую культуру и встал на путь, который в течение тысячи лет сильно повлияет на бóльшую часть мировой цивилизации.
Мученики, захоронения и постройки
Таким образом, в раннехристианский период не все язычники практиковали кремацию. Действительно, ранние христиане следовали современным для них методам захоронения, и, как уже указывалось, не стоит легкомысленно предполагать, что именно глубокая приверженность христиан вере в воскресение привела к тому, что погребение в Античности заменило кремацию. Похоронные обряды изначально не были призваны нести на себе тяжелую символическую нагрузку, которую они приобрели по мере развития христианства.
Как показал Говард Колвин, христиане сначала хоронили своих мертвецов вместе с соседями-язычниками, а затем устроили отдельные кладбища
[484]. Поминки христиан соответствовали более ранней языческой форме поминовения, и те же мастера создавали аналогичные саркофаги, хотя и с христианскими мотивами. Развитие христианских мавзолеев как архитектурных памятников умершим также шло от языческих образцов. Когда на месте могилы мученика строили мавзолей, он часто служил местом религиозного паломничества и источником духовных благ. Колвин выдвигает интересный тезис, что хотя тела умерших для язычников служили источником скверны, в случае христианских мучеников они считались источником духовной власти
[485]. Он считает, что почитание могил многих местных мучеников служит той же цели, что и ранее обеспечиваемая языческими божествами: примерно с V века баптистерии, видимо построенные, чтобы справиться с большим количеством инициируемых во все более официальной христианской религии, и мавзолеи строились в очень похожих стилях. Святой Амвросий, умерший в 397 году, построил баптистерий возле своего собора в Милане по плану, скопированному непосредственно с мавзолея, недавно построенного недалеко от города. Восьмиугольная основа каждого из них отражает архитектурный символизм восьмого дня после воскресения Христа. Смерть была мотивом как в крещении, когда верные умирали вместе с Христом и снова рождались в новую жизнь, так и при погребении, когда умерших хоронили в надежде на воскресение. Их хоронили с минимумом одежды и без приношений.
Христианство и смерть Иисуса
Практика захоронения мертвых за пределами города сохранилась у христиан, которые часто создавали в городе два крупных церковных центра: один внутри стен для регулярного богослужения, а другой за пределами стен — погребальную церковь, часто включающую мартириум, или место хранения реликтов мученика, служивших сакральным фокусом, вокруг которого могли быть похоронены христиане. Если христиане наслаждались братством верующих в течение своей жизни, они хотели бы быть в непосредственной близости к общению с мертвыми и находясь в могиле. Не имело значения, что места расположения живой и «мертвой» церквей различались, потому что мощи мучеников были динамичным фактором как «магнетическое тело святого»
[486]. Со временем желание христиан быть похороненными в церквях привело к определенным проблемам с пространством, в результате чего сформировались две тенденции. Одна вела к отказу от старой римской традиции захоронения за пределами города, и кладбища стали развиваться в пределах города, даже совершались захоронения в главных храмах, в первую очередь выдающихся священнослужителей и мирян. Другая из‐за увеличения числа новообращенных вела к росту числа приходских церквей либо в связке с существовавшими ранее кладбищами, либо на участках, которые вскоре превратились в домашние кладбища. В любом случае мертвых помещали в церковь или рядом с ней, что отражает раннехристианскую доктрину о местонахождении мертвых.
