Почему, почему они потащились в лес, не остались возле машины или не пошли в Гребенкино?!
Заметив, что Лика и Толя отстали, дети тоже замерли – все, как один! – и обернулись. Темные полукружья под глазами, непроницаемые взгляды, пергаментная кожа… Одежда казалась на них чем-то инородным, руки и ноги выглядели слишком тонкими.
Лика подумала, что тронется умом. Толя произнес:
– Мы дальше не идем. Спасибо вам, но мы сами справимся.
– Зачем? – скрипучим голосом спросил мальчик.
– Вон же наша деревня, – поддержала его девочка.
– Деревня? Где?
Лика вытянула шею, пытаясь рассмотреть, на что указывают дети. Толя сделал несколько быстрых шагов в том направлении и облегченно рассмеялся:
– Это правда, там деревня! Самая настоящая!
Лика подошла к мужу, боясь поверить их удаче, которая, как это часто и бывает, порадовала в тот момент, когда ты близок к отчаянию.
Лес стал реже и расступился, поначалу они не разглядели этого во мраке. Лика и Толя стояли на опушке, на невысоком холме, а прямо перед ними, в низине, лежала деревня. Небольшая, домов двадцать или меньше, живописная, как с картинки. Аккуратные дома, ровные заборы, фонари, две улочки крест-накрест, деревья и кусты в палисадниках. Окна многие домов гостеприимно светились, обещая путникам отдых, ужин, помощь.
– Наконец-то, – выдохнул Толя, и они с Ликой, взявшись за руки, стали спускаться с холма.
Дети тоже шли за ними, их маленькая процессия была все ближе к деревеньке. Теперь мальчики и девочки снова выглядели нормально, как самые обыкновенные ребятишки, разве что чересчур тихие и серьезные.
Толя принялся рассуждать о том, что нужно сделать, куда позвонить в первую очередь. По всей видимости, он уже совершенно успокоился и списал все увиденное ими на игру воображения, стресс, последствия аварии.
Но Лику все еще не отпускало. Тревога, конечно, отступила, когда она убедилась, что дети не солгали, деревня действительно существует, но все равно в происходящем было то, что не давало покоя.
Ведь дети изменились там, в лесу, ей не почудилось.
И одеты они не по погоде, и ведут себя не так, как все дети.
И про деревню эту Толя не слышал, откуда же она тут взялась?
И аварию им подстроили, и…
– Что за черт? – вскрикнул Толя.
Они уже спустились в деревню, прошли несколько метров по улице и оказались возле первых домов. Толя остановился, глядя себе под ноги, и Лика тоже, опустив голову, присмотрелась.
– Это невозможно, – прошептала она.
Там, где секунду назад была ровная сухая проселочная дорога, усыпанная щебнем, теперь хлюпала вязкая темная жижа. Они стояли уже по щиколотку в ней! Лика вскинула голову, хотела поглядеть на мужа, спросить, откуда на деревенской улице взялась эта грязь, но слова умерли, так и не родившись.
Никакой деревни не было. Она сгинула вместе с домами, фонарями, заборами и уютным светом, льющимся из окон. Деревня была миражом – и сейчас этот мираж растаял без следа, оставив вместо себя огромное пустое пространство.
Черное болото, окруженное лесом.
Лика читала в книжках, что самое опасное место на болоте – это трясина. Сверху – изумрудный мох и яркая зеленая трава; прелестная картина так и манит к себе! А наступишь на мягкий ковер – считай, пропал. Вот и они попались в ловушку, только им не травка-муравка привиделась, а деревня.
– Мы зашли не так далеко, можем выбраться! – воскликнул Толя.
Но уже спустя секунду оба поняли: ничего не получится. Их ноги словно бы кто-то цепко держал снизу; ступни были будто залиты в бетон. Нет возможности сделать ни шагу, увязли накрепко.
– Что нам делать? – беспомощно спросила Лика.
Толя дернул углом рта и ничего не ответил.
– Дети! Где дети? – Лика быстро огляделась по сторонам.
Было почти темно, но все же она их увидела.
Впрочем, лучше бы не видеть…
Их было больше, чем казалось раньше, и все они, как и Лика с Толей, недвижимо стояли в болоте, вытянувшись в струнку, вскинув кверху тонкие руки, запрокинув головы, пристально глядя в чернеющее небо.
Руки? Головы?
Уже спустя миг Лика увидела, что никакие это не руки. И тел нет, и ног, и голов. Существа, которые прикидывались детьми, стремительно менялись, превращаясь в деревья с выбеленными ветром, похожими на обглоданные кости стволами и голыми ветками. Корявые, узловатые, уродливые, застыли они по всей топи – и были их тут десятки, даже сотни.
«Этого не может быть! Я сплю!» – хотела крикнуть Лика, но поняла, что не может этого сделать.
Горло и грудь сжало так, что она почти не могла дышать, тело застыло, как ледяная статуя: ни пошевелить руками, ни повернуть голову. Чувствуя, что умирает, в отчаянном усилии повела она глазами, чтобы взглянуть на стоящего рядом мужа.
Только вот Толи возле нее больше не было.
На том месте, где он только что стоял, вросло в Черное болото дерево с искривленными ветвями, лишенными листьев, похожими на руки, воздетые к небу в последней предсмертной молитве…
– Чего их туда понесло? – задумчиво проговорил пожилой полицейский.
Вопрос был риторический, ответа на него не требовалось. Ситуация была предельно проста и вместе с тем трагична: молодые супруги Симоновы ехали в Гребенкино и, по всей видимости, попали в аварию. Разбитую машину обнаружили утром проезжающие мимо люди.
Вероятнее всего, водитель не справился с управлением. Неизвестно, насколько сильно пострадали молодожены, но вместо того, чтобы дождаться помощи, они зачем-то отправились в лес. Прошли около трех километров и забрели в болото, которое местные нарекли Черным.
Возле топи следы их терялись, что позволяло считать несчастных забредшими в смертоносную трясину. Поисковая собака, которая взяла след от самой машины, села у края болота и завыла.
– Нехорошие тут места, опасные, – сказал второй полицейский и почесал подбородок. – Нет-нет да и пропадает народ. Будто медом им намазано, так и тянет сюда.
Они еще долго стояли, вздыхали, курили, переговаривались, глядели в пронзительно-синее сентябрьское небо, скользили равнодушными взглядами по мертвым деревьям, что росли посреди Черного болота и напоминали замерших, застывших от горя людей, которым уже никто не в силах помочь.
За приоткрытой дверью
– Димка, не вздумай! – громким от волнения голосом говорила бабушка, выходя за ним в прихожую.
Он застегивал куртку, обувался, а она стояла возле зеркала и продолжала:
– Дураком надо быть! Умный-то человек разве туда сунется? Не вернешься оттудова, утащат они тебя. Они там за каждой дверью караулят! Хрипят, зовут!
