Тащить на себе Веся ей пришлось волоком, своими ногами он не шел, будто из него все кости вынули — и это притом, что Маша готова была поклясться, что ни чернобородый кнутом, ни его подчиненный кулаком до него даже не дотронулись!
Слава Вождю, сил у Маши хватало, и ей удалось дотянуть Веся до того места, где они оставили лошадей, и даже взгромоздить на телегу. Маша хотела поскорее покинуть негостеприимный городок, но не тут-то было…
— Ты куда правишь? — спросил Весь, сев прямо. Его рубашка висела клочьями, и Маша подумала, что надо бы его переодеть.
— Подальше отсюда!
— Дай вожжи! — Весь отстранил Машу — откуда силы взялись! — и направил Зорьку куда-то в центр городка. Девушка потянула носом: от взмыленного мужчины должно было бы крепко пахнуть потом, но тянуло почему-то полынью, остро и так горько, что аж в носу защипало.
— Ты чего?.. — Маша потрогала было его за плечо, но Весь дернулся, сбрасывая ее руку. Она хотела поговорить с ним, успокоить как-то: видела же, что его аж колотит, как в припадке, предприняла еще одну попытку: — Весь, ну ничего же страшного не случилось! Ты так и так выступал, а потом этот здоровый дядька вступился и еще денег дал… Вот, смотри, два золотых!
— Очень кстати! — он выхватил у нее монеты, быстро спрятал — девушка даже не успела увидеть, куда именно, не то попыталась бы отобрать.
— Весь, но нам же надо припасов купить, и ночевать где-то тоже нужно! И вон Зорька хромает что-то! — попыталась Маша воззвать к его совести. Куда там!
— Зорьку сведи в кузницу, у нее подкова болтается на правой задней, — сквозь зубы ответил мужчина. — Поспать и на телеге можно, не зима, поди! И еда осталась.
— Весь, — Маша снова попыталась подсесть к нему поближе, сморщила нос от острого запаха полыни. — Ну Весь, ну правда, чего ты? Они тебя не ударили даже…
— Не ударили?! — тот развернулся к ней, и девушка невольно отшатнулась — таким бешенством перекосило лицо мужчины. — Ты, головой скорбная! Моему роду больше тысячи лет, среди моих предков были великие полководцы, даже император один затесался, крупнее наших владений нет во всей империи! Да и сам я не последнего разбора человек! Бывало, мои родичи всходили на плаху, но чтобы так?! Чтобы какая-то рвань подзаборная надо мной глумилась?! И это, по-твоему, ничего не значит?!
— Но ты же сам артистом представился… — пробормотала Маша, немного даже испугавшись такой вспышки.
— По доброй воле, — отрезал Весь. — И по необходимости. И не лезь ко мне. Зашибу еще под горячую руку…
И Маша поняла — правда, зашибёт. Именно по этой своей отвратительной аристократической привычке срывать зло на том, кто слабее. Те шестеро — уж кто они такие были, правда, что ли, кто-то из преступных главарей со свитой? — вытерли ноги о гордость Веся, вот отчего он так бесится. И если ему сейчас слово поперек сказать, то может в отместку и ударить. И даже не устыдится! Да и говорить с ним пока что бесполезно, он от злости вообще ничего не слышит. Как же, потомка императоров чуть кнутом не выпороли, будто распоследнего крестьянина…
— Сто-ой!.. — Весь натянул вожжи, Зорька послушно остановилась. Остановился и привязанный к задку телеги Разбой.
Мужчина порылся в сундуке, нашел рубашку попригляднее, переоделся, снова спрятал волосы под косынку. Отвязал Разбоя, взял под уздцы…
— Жди тут, — велел он, — и смотри, чтобы с телеги ничего не спёрли.
— А кузница? Зорьку-то перековать? — напомнила Маша. Ей вовсе не хотелось торчать посреди улицы у всех на виду. И еще неизвестно, куда наладился Весь и как долго он намерен пропадать.
— Кузницу по звуку найдешь, — сквозь зубы ответил мужчина и бросил ей мелкую монету. — Этого хватит. И живо назад. Не застану, как вернусь…
«Что, уедешь один? Без вещей? И без денег?» — могла бы спросить Маша (она знала, что Весь деньги где-то прячет, но где именно, так и не поняла, подозревала, что где-то в телеге, а не обыскивать же!), но промолчала. Ну его!
— Ладно, — кивнула она. — А ты долго?
— Смотря что там у них наливают, — хмыкнул Весь и направился к какому-то неприметному на первый взгляд дому. Свистнул слуге, отдал ему поводья Разбоя, а сам скрылся за дверью.
Маша успела увидеть красные бархатные занавеси, пламя свечей, а еще из открытой двери донесся визгливый и жеманный женский смех, долетел удушающий аромат благовоний, и девушка от злости даже пнула тележное колесо. Снова он пошел к гулящим женщинам! Да еще и напьется, все деньги просадит! Мерзавец какой-то, бросил ее совершенно одну на улице незнакомого города, без единого медяка…
Нет, медяк-то как раз был, и чем злиться, лучше было покончить с делом до темноты. Негоже оставлять лошадь с болтающейся подковой!
Прислушавшись, Маша и впрямь поняла, что кузница где-то неподалеку: этот звон и лязг ни с чем не перепутаешь. Пришлось покружить по узким улочкам, пару раз спросить дорогу, а там она и выбралась к цели своего путешествия…
Зорька, вообще-то мирная и послушная, нервно запрядала ушами, когда Маша остановила ее возле кузницы: лошади не понравился грохот и порой вырывающиеся наружу искры. Кузнец работал, распахнув двери настежь — видно, было жарко у пылающего горна, — и этот фейерверк выглядел даже красиво, он напомнил девушке салют, который всегда устраивали на День торжества общевизма и на другие важные государственные праздники.
Стучать было бесполезно: во-первых, как прикажете стучать в открытую дверь? А во-вторых, хозяин кузницы все равно бы ничего не услышал. Пришлось покричать, и, наконец, мужчина заметил гостью.
Он передал здоровенные клещи подмастерью, снял рукавицы, утер пот со лба и подошел к двери. Полуголый, в одном кожаном фартуке, он вырастал над Машей, — и самой-то девушкой далеко не хрупкой! — как бронзовый памятник Вождю, что установлен был на его юбилей на Всемирной выставке достижений общевизма, так что она невольно попятилась. Правда, приглядевшись, она обнаружила, что эту гору блестящих от пота мышц венчает кудрявая русая голова с добродушным чумазым лицом. На черной от копоти физиономии светились ясные голубые глаза, курчавилась короткая светлая бородка.
— Чего изволите? — спросил кузнец густым басом, как в бочку прогудел.
— Мне бы лошадь подковать, — сказала Маша и добавила, вспомнив о вежливости: — Здравствуйте…
— И тебе добрый вечер, — мужчина, видимо, разглядел, что к нему пожаловала не благородная госпожа, а девушка одного с ним сословия. — Ну-кось, поглядим… Которая нога?
— Правая задняя, — припомнила Маша.
— Ну, это мы мигом поправим, — решил кузнец, осмотрев копыто Зорьки. В его ручищах лошадиная нога казалась не толще березового прутика. — Распрячь только надоть…
— Сейчас… — девушка потянулась было к упряжи, но мужчина решительно отстранил ее, испачкав ей рукав копотью, заметил это и отчетливо покраснел. Хотя, возможно, это отблеск огня из кузницы так упал. — Прощения просим!
