Маша проворно собрала на стол — каша, кринка молока да кусок хлеба составили их ужин. Кузнец от души поблагодарил девушку за помощь, и они принялись с удовольствием уплетать вкусную рассыпчатую гречку.
— Прощения просим, если что не по вкусу, — прогудел кузнец, наевшись. Голос его напоминал гудение огня в печи кузницы. — Хозяюшки в доме нет, а без бабской руки, сама понимаешь…
Маша кивнула в знак согласия — понятно ведь, что мужчине не с руки самому с домом управляться, да еще и в кузнице работать.
А кузнец продолжал:
— Хозяйством у меня племянница заправляет, но у нее своя семья, некогда ей особо у меня возиться. Женка моя померла уже два года как, да все никак работящую девку не подберу, чтоб не зазорно было женой назвать. А ты, я смотрю, девица справная и прилежная, работа так и спорится!
При этом он так ласково посмотрел на Машу, что девушка застеснялась и слегка покраснела. Даже у наивной Маши не было никаких сомнений, что он сказал это специально, чтобы обозначить свои серьезные намерения.
Признаться откровенно, Маше это было лестно. В кои-то веки в ней здесь видели не бессловесную скотину, рабыню или просто симпатичную девицу, а работницу! Ведь так приятно, когда хвалят за успехи на производстве!
Сразу вспомнилось, как Второй Секретарь вручал ей награду за нелегкий труд, как проникновенно благодарил… Чудесно сознавать, что и ты внесла свою скромную лепту в то, чтоб наполнить закрома Родины!
— Спасибо на добром слове, — ответила она вежливо, делая вид, что не поняла грубоватого намека кузнеца.
Надо отдать ему должное, Янык понял ее затруднения и предложил миролюбиво:
— Давай почивать укладываться, поздненько уж. Как там твой попутчик-то, дышит еще?
— Дышит, — вздохнула Маша и принялась убирать со стола.
Вскоре выяснилось, что с устройством на ночь возникают некоторые проблемы. Кузнец предложил Маше укладываться на печи, а сам улегся на полатях. И правильно, ему было бы очень неудобно спать наверху, уж больно там мало места для такого крупного мужчины. Даже Маша уместилась, лишь свернувшись клубочком, а ведь кузнец был выше ее на целую голову! Но особенного выбора не было, разве что улечься в обнимку вдвоем на полатях…
Откровенно говоря, после тщетных попыток устроиться поудобнее, Машу стал одолевать соблазн так и поступить, уж больно несподручно спать на печи. Конечно, зимой это было бы самое завидное место в доме — тепло и уютно, но летом остаточный жар только вредил сну.
Кроме того, кузнец вскоре оглушительно захрапел, что не добавило добрых чувств Маши к нему. Попробуйте-ка заснуть, свернувшись в три погибели, в жаре, да еще и под чужой храп!
Но в конце концов усталость все же взяла свое, и Маша забылась сном.
Следующая проблема возникла, когда девушка проснулась ранним утром от того, что ей настоятельно потребовалось выйти во двор.
Хитрость заключалась в том, что полати вплотную примыкали к стенке печи, и таким образом, единственный спуск с нее проходит как раз через них.
Кузнец еще спал, Маше пришлось осторожно сползти к нему, а уж потом — на пол.
Девушка старалась двигаться тихо, но предосторожности не помогли — кузнец все равно услыхал. Видно, он достаточно долго жил один, чтоб просыпаться от ощущения чужого присутствия в доме.
— Маша? — спросил он совершенно не сонным голосом.
— Да, это я, — пискнула Маша в ответ.
Неловко было стоять на постели Яныка в одной сорочке, тем более, что голые ноги девушки оказались совсем близко от его лица.
Смешно, других мужчин она не особенно стеснялась, а в присутствии кузнеца совершенно терялась. (Кстати, ноги были не сказать, чтобы очень чистые, поэтому Маша засмущалась еще больше.)
По счастью, едва начало светать, да и ставни были плотно затворены на ночь, иначе Яныку открылся бы куда более занимательный вид, нежели одни только ступни Маши. А так все скрывал благословенный сумрак.
— Утро доброе, Машенька! — ласково улыбнулся кузнец и сел.
Маша и сама не поняла, как вдруг оказалась в его руках.
Янык прижимал ее к себе и ласково целовал лицо девушки, и в его руках Маша чувствовала себя слабой и хрупкой, что с девушками ее сложения случалось крайне редко. А ведь женщине так приятно чувствовать себя маленькой и беспомощной! Конечно, дома Маше не так уж и редко встречались сильные мужчины — к примеру, сталевары, или там горняки. Но в этом мире настолько крупные люди встречались нечасто — не кормят их, что ли?
Так или иначе, но Маше понравилось целоваться с кузнецом. Немного мешала колючая борода, но, право, это все же лучше, чем утренняя щетина!
Она забыла даже, по какой причине так торопилась выйти из избы…
Дело шло к тому, что утро у Маши и ее кавалера начнется весьма приятственно. В самом деле, что может быть лучше такого начала дня, тем более, если девушка лишена чувственных радостей уже добрых полгода? Ведь не зря Машу учили еще в школе, что вынужденное воздержание очень вредно для здоровья!
Кузнец ласкал ее с такой грубоватой нежностью, что девушка совершенно таяла в его объятиях…
Тут бы все и перешло к логическому продолжению (благо, как уже упоминалось, Маша была в одной сорочке, а Янык и вовсе спал обнаженным), но вдруг из-за плотно закрытой двери в спальню раздался глухой стон, полный мучительной боли.
Заслышав этот звук, Маша встрепенулась и попыталась выбраться из объятий кузнеца, пусть и испытывая острое сожаление, что их так не вовремя прервали.
— Не уходи, — взмолился тот гулким шепотом, — пусть его!
— Не могу, — так же шепотом ответила девушка. — Нужно посмотреть, что с ним.
Янык неохотно отпустил Машу. Девушка поспешно оправила задравшуюся сорочку и, как была босиком, направилась в спальню.
Оказалось, что ничего страшного не произошло, просто раненый метался на постели, так и не придя в себя. Сквозь повязку проступило кровавое пятно, так что Маше пришлось заново перевязывать Веся.
Пока она промывала рану и бинтовала ему голову, на улице окончательно рассвело…
* * *
Весьямиэль очнулся от страшной головной боли. Так череп у него не раскалывался даже в те благословенные годы, когда он был зеленым юнцом и мог себе позволить попойки с приятелями хоть каждый день. Вот по утрам бывало скверно, пока дед, поглядев на страдания лихого внука, не обучил его кое-чему. Похмелье легко излечивалось, вот только… на этот раз это было никакое не похмелье. Вернее, и оно тоже, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что Весьямиэль испытывал сейчас.
Собрав расползающиеся, будто шустрые слизняки, мысли, он смог-таки установить причину… мягко говоря, недомогания: источник боли сконцентрировался в районе макушки, а голову стягивала неумело наложенная повязка. Прекрасно, значит, кто-то о нем позаботился!
